И не то чтобы Сатура наивно верил в святость человеческой жизни вообще и жизни японцев в частности. Для него, опытного хирурга, тела были просто телами, неважно, к какой расе они принадлежали. Кровь что у янки, что у японцев одного цвета. Однако демонстрировать это на собственном примере у Сатуры не было ни малейшего желания.
Поэтому он нашел у себя чистый носовой платок — у такого человека, как майор Сатура, не могло не быть чистого платка,— привязал его к палке вместе со своим пистолетом и поднял этот импровизированный флаг перемирия. Он был уверен, что янки не застрелит его без переговоров, хотя и будет держаться настороже. Тщательно все спланировав, Сатура вытащил штык из-за пазухи и спрятал его под упавшим листом пандануса рядом с грудой золота, которую нашел на тропе в глубине острова. При этом к самому золоту он не прикоснулся — майор Сатура, с его прекрасным логическим мышлением, никогда бы не попался на такую приманку.
Вместо этого он вышел на побережье и принялся громко кричать «Kamerad!» на нескольких языках. Там же, на берегу, забинтовал правую руку, слегка измазав ее кровью убитых и подвесив на перевязи. Для большей убедительности.
Все эти меры, однако, ничуть не убедили капрала Фила Джанегана с меньшей неприязнью относиться к поганым япошкам. Послужив на Тихом океане, он уяснил для себя, что эти узкоглазые низкорослые люди невероятно безнравственны и что для них цель всегда оправдывает средства. Перл-Харбор и казни в Токио наглядно это показали. Хотя, в общем-то, бойня в Токио никого особенно не удивила. И без нее было ясно, что японцы на войне не придерживаются международных соглашений. Просто те казни добавили еще один пункт к длинному перечню претензий, который рано или поздно будет им предъявлен.
Вот почему, когда капрал Джанеган, крупный, мускулистый детина, который видел смысл своего участия в войне в том, чтобы убивать япошек, вышел из джунглей, его автоматический пистолет был направлен на Сатуру, а лежащий на спусковом крючке средний палец подрагивал. Указательный палец капрал потерял в Новой Гвинее, что, однако, не помешало ему остаться метким стрелком. Он смотрел на майора, майор смотрел на него, и в жарком тропическом воздухе между ними трепетала смерть. Лежащие на песке свидетели этой встречи, увы, не могли уже ничего ни сделать, ни сказать.
— У меня флаг перемирия,— глядя в дуло пистолета, внезапно заговорил Сатура.
Так и произнес — «флаг». В отличие от большинства японцев он умел выговаривать чужеземное «л».
