Но я должен сознаться, что он обладает сильной волей и громадной способностью передавать мысли, так что мне нужно было противопоставить ему всю свою энергию, чтобы не поддаться его гипнозу.
Он был сильно раздосадован, что ему не удался его опыт и, по-видимому, у него явилось некоторое подозрение. Поэтому необходимо захватить его еще сегодня утром.
Он вынул часы.
— Шестой час, дорогой друг, — сказал он. — Поторопись со своим туалетом. В это время обыкновенно граф Остенрот превращается в Альфонса Бетака и возвращается к себе домой в Шенеберг.
— Я буду готов через несколько минуть, — воскликнул я, поспешно одеваясь. — Расскажи мне только, как было совершено преступление. Разве Мазингер не знал, что его клубный приятель живет над ним под другим именем?
— Нет, — ответил Стагарт. — Он, очевидно, этого не знал.
Во-первых, у графа Остенрота нет бороды, тогда как Альфонс Бетак носит черную бороду.
Во-вторых, вероятно, преступник незаметно для Мазингера внушил ему то, что ему было нужно.
В ночь, в которую он собрался совершить преступление, Бетак спустился по веревке из своей комнаты в спальню Мазингера.
Он застал его спящим и внушил ему сообщить тайну своего изобретения, которое в руках такого негодяя, как француз, стоило миллионы.
Мазингер вполне поддался внушению и исполнил его приказание.
Но раз преступник намеревался получить пользу из этого изобретения, он должен был убрать со своего пути изобретателя, и поэтому он велел загипнотизированному отправиться в ванную комнату.
Так как Бетак, вероятно, знал, что печка только недавно была истоплена Мазингером, который взял теплую ванну, то он понимал, что в печке достаточно углей, чтобы человек, попавший в печку, мог там задохнуться.
И преступник внушил Мазингеру сунуть голову в печку и, прежде чем несчастный мог проснуться от гипнотического сна вследствие ужасных мучений, он втиснул его в громадную старинную печь.
Он держал крепко его ноги, пока не последовала смерть от удушения.
Вот этим-то объясняется, что на теле не найдено никаких повреждений, которые указывали бы на насилие, и преступник совершенно не имел намерения возбудить в властях мысль о возможном самоубийстве своей жертвы.
Я слушал Стагарта, затаив дыхание.
Он снова посмотрел на часы.
— Вперед! — крикнул он. — Уже почти половина седьмого. Нам нельзя больше терять времени.
Я быстро одел пальто.
— Есть у тебя оружие? — спросил на лестнице Стагарт.
— Нет.
Я поспешил обратно и захватил револьвер.
