— Здорово, — говорит, — знакомый!
— Здравствуй, друг, — говорю я; — только ты как меня знаешь-то?
— А как? Мой отец тебе приятель был.
Я и догадался.
— Да не солдат ли он был? — говорю. — До того к нам из городу солдат наезжал, так все у меня приставал.
— Солдат и есть.
— А не Митреем ли его звали?
— А тебя-то как звать?
— А тоже Митреем.
— А отец-от у тебя, Митреюшко, умер, поди? Давненько уж он перестал к нам ездить; а до того на году-то неодинова побывает.
— Умер и так.
— Так! А вот что, Митреюшко: не доведешь ли ты меня до лекаря?
— А какого тебе лекаря надо?
Тут я речи-то Гавриловы и позабыл… перепутал:
— А Миколая, — говорю.
Уж после я догадался, что не ладно это имя вымолвил.
— А на что тебе его? — спрашивает Митрей…
— А Федьку-то, говорю, ставить привез. Отец-от не сказывливал ли тебе, что у меня парень растет?.. Так выстарать бы его как ни на есть; потому — парень смиреный вырос… и работник. Вот что!
— А пойдем, — говорит Митрей, — ко мне в фатеру; так я тебя научу: потому — мне все лекарье знакомо.
Я обрадел: вот, думаю, Господь за старую-то хлеб соль добра человека посылает!
— Ладно, — говорю, — пойдем. Эка ты, паре! У тебя бы и пристать-то мне.
— А почто не пристал?
— Да не знал ведь.
— Ой, голова! Да спросил бы ты Митрея Попихина, так тебе всяк бы указал.
— А вот и не догадался я этого-то, Митреюшко.
— Ну, так пойдем!
Вот пришли. Я сел, и не разболокался. Тут мне Митрей и говорит:
— Ведь без денег, дядя, не выстарать тебе Федьки.
— Да деньги-то у меня, Митреюшко, есть.
— А колько?
— Двадцать три целковые.
— Ну, так ладно — пойдем!
Вот, пошли мы. Я ему и говорю:
— Веди ты меня наперво к нашему-то, к удельному-то лекарю, потому — он мне начальник знакомый. Хошь Гаврило и калякает, что он денег не берет, да я думаю, не по насердкам ли каким он врет… отводит от него крещеных… Этот лекарь лонишный год, как воспица была, наезжал к нам, да никому обиды не сделал… даром, что из больших начальников!.. Сказывают, с самим управляющим с одной ложки пьют и едят!
— Нет, — говорит Митрей, — тебе Таврило вправду сказывал: ваш лекарь точно что дурак, потому — денег не берет. Да он и не набольший. В лонишний набор, чтобы ему незавидно было, посылали было на испытанье. А он все назло делал: которых не надо лобанить — всех залобанил, а которых надо — нет! За это в нонешнем году к нему и перестали посылать на испытанье… чтобы опять за спасибо-то не напакостил.
Подались мы небольницу[60], а тут елка — кабак то есть.
