— Здравствуй, — говорю, — тетушка!
— Здравствуй! — говорит та. — Отколь ты?
— А из Гавшеньги. Токо слыхали Тархановых Микана, с Верхней, — так я и есть.
— А почто ты сюды приехал?
— А сына привез брить, так у тебя пристать лажу.
Тут она расспросила про все, да все пустое спрашивала; а потом говорит:
— У нас не пристают.
— А где же пристать-то?
— А едь к Гаврилу Ивановичу.
— Не доведешь ли до него, тетушка?
— Не время мне. А и сам найдешь: вон, в окно видно.
Тут она мне показала Гавриловы-то хоромы. Вот, подъехали мы, а я уж догадался: наперво спросил: «Не здесь ли, говорю, крещеные пристают?» «Тут и есть», говорят. Ну, думаю, — слава Те, Господи!.. Добрались! Велел Федьке серка выпрягать, а сам в избу пополз; помолился, разболокся и на лавку сел. А тут нашего брата людно сидит. Один, — по одеже-то ровно начальник какой, — с мужичком вино пьет и что-то хвастает. Я посидел, да и спрашиваю: «Где, говорю, у вас тут хозяин-от»? А Гаврило тут и есть.
— Что тебе? — говорит.
— А натакал бы ты меня, где этта-у вас лекарье стоит?
— А ты отколь?
Я сказал, отколь.
— Стало, удельный?
— Был удельный.
— Есть здесь и ваш лекарь.
— Так кто бы меня довел до него? Он мне начальник знакомый; лонись, как воспица была на ребятах, так он в нашем приказе боле суток стоял.
— Нет, к этому ты не ходи, потому — дурак: денег не берет; а посулишь — так по шее вытурит. Да у него, как набор, так и ворота на запоре.
— А коли так, дядюшка Гаврило, так не натакаешь-ли меня на другого, который посмирнее… хоть на русачка на какого ни на есть: только бы парня-то мне выстарал; потому — парень-от смирен шибко!
— Да ведь и к этому тоже нельзя прямо-то идти, потому — указ ноне царский вышел, чтобы большие начальники прямо из рук в руки не брали, а велено-де через других: ну, так и другой-от лекарь так-то не возьмет, а как посулишь, так, пожалуй, тоже по шее вытурит. А надо дать либо подлекарю, либо хозяйке. Он не наш, а из другого города наехал; потому — тоже с своих-то не велено брать, так их в чужие города посылают. Этому брать запрету нет; а еще и прогоны из казны выдадут.
— Ну, так как бы мне хоть до подлекаря-то доползти?
— А выйди, говорит, на улицу, да спроси Степана Николаевича, так тебе всякий укажет.
Вот, хорошо! Поели мы с Федькой всухомятку; я оболокся и пополз. А сам Федьке говорю: «Смотри, говорю: неравно Петр Игнатьевич с некрутами наедет, так ты тут будь».
— «Ладно, говорит Федька: знаю ведь я». — Вот, выбрел я на улицу; попошел немного; гляжу: и вперед — улица, и взад — улица и направо — улица, и налево — улица: во все четыре стороны улицы! Стою я — и дивуюсь: куда идти! А сам все думаю: не обманывает ли Гаврило? Быват, ему наш-от лекарь не люб, так он к своему приятелю не натакивает ли? Думаю я это, а вдруг Митрей и идет.
