В конце письма написан адрес: «№№ флотского экипажа бонбандеру[54], имярек, в Кронштат».
На это моя собеседница не сделала никакого замечания. Зато я, в свою очередь, спросил ее:
— Что же, ты денег-то послала?
— Нет. С кем пошлешь? Не прилучилось такого верного человека. Да опять и послала бы я, да мало-то на что ему? Не посылать же ему рубль, коли он в начальники этакие вышел, коли у самого под началом боле ста человек, да от самого царя награды получает. А много-то мне где взять?
— Да ты бы хоть простое письмо послала, — хоть и без денег.
— Без денег-то?
— Да.
— Послала, послала. Только от Петрухи поклона не сказывала; а велела написать, что меня опростоволосили.
— Давно ли ты послала?
— А не так давно. Тут богомолка приходила, так с ней.
— С богомолкой?
— А что?
— Да твой муж не получит: ей не увидеть его.
— Почто не увидеть! Она каждый год всех угодников обходит.
— Если не врет, так правда. Да только дело-то в том, что в Кронштате, где твой муж служит, и угодников-то вовсе нет.
— Как нет, коли туда сам царь наезжает? Не на простой-же образ он молится.
— Да нет.
— Не обманет же богомолка: она и в старом Ерусалиме была, и в Новом. Пятно на руке показывала, синее такое! Это ее в Старом Ерусалиме запятнали, что была-де там. Эта обманет ли? Она у нас двои сутки жила… все о чудесах рассказывала. Ей и самой во сне святые снятся. Я ей и на дорогу-то дала. А она хотела и деньги-то снести, — да только я не надумала.
— Нет, это письмо не дойдет. Тебе бы лучше на почту положить.
— Эк ты, в. б! Да до городу-то ведь полтораста верст!
— Ну так что же? Из правления каждую неделю ездят в город…
— С этими-то разбойниками!.. Сохрани меня Царица Небесная! — воскликнула Ершова, кладя на себя большой крест.
— Ну, теперь ты иди; а там я за тобой пошлю: плат на тебя наденут.
Бомбардирша ушла в веселом настроении.
Я позвал помощника старшины.
— Народ никак весь готов, — сказал тот, входя. — Да на улице ребятишки с раками… говорят, вы приказали наловить.
— Прекрасно. А между тем, у меня есть до тебя просьба…
— Что прикажете, в. в. б.?
— А вот что: не уговоришь ли ты Петра Молчанова, чтобы он надел на эту солдатку платок? Ему, если он не дурак, это ничего не стоит, а вам будет лучше, потому что Ершиха говорит, что он уходил из-под ареста. Может быть, это и неправда: а все лучше, как дела не будет…
— Сколько угодно, в. б., хоть три плата, так наденем.
— Ну, хорошо. Теперь пусть войдет сюда народ и я сейчас приступлю к делу, а между тем пусть кто-нибудь сходит за Ершихой и Молчановым.
