Я осведомился у писаря о платке Ершихи, и оказалось, что он действительно в правлении, но она не соглашается взять, если Молчанов сам не наложит его ей на голову, а Молчанов на то не соглашается. — Я дал слово матроске похлопотать об исполнении ее желания. Она, видимо, осталась довольна и тотчас же предложила принести мне малины; когда же я отклонил такое предложение, она, в видах поощрения и как бы по секрету, сообщила мне некоторые сведения о своем муже:
— Ведь отчего я, в. б., воюю с ними? На мне не что возьмешь! Я уж проляпалась было тебе, что Ерш-от мой у самого царя служит.
Тут Ершиха близко подошла ко мне, ткнула пальцем в плечо и чуть не на ухо сказала:
— На одном, чуешь, корабле с царем-то плавал: так ему просто! Так де и так, царь милостивый!.. Обиждают-де… Насмолили бы им! Не веришь, в. б., так сам вычитай грамотку: я тебе вместе с той отдала… с прошеньем-то…
Эта грамотка была письмо Ершова к жене. — Я стал читать его про себя.
— Нет ты вслух, в. б., да потихоньку, чтобы разбойники-то эти не знали, — пусть их!
Ершова, говоря последние слова, погрозила кулаком на дверь, ведущую в комнаты, занимаемые правлением. Я начал читать вслух; как водится, письмо начиналось поклонами. При каждом поклоне Ершова с чувством замечала:
— Вишь ты, как выписывает!.. Золотые рученьки!
— Золотые рученьки! — сказал я ей; — да он ведь не сам пишет: за него кто-то другой руку приложил. Значит, он неграмотный?
— Так что? Все его же басни писаны.
Когда же я дочитался до поклона Молчанову — «другу моему любезнейшему», то Ершова сказала громко:
— Ну, вот этому-то не почто бы. Да не знает ведь он этого.
— Сказала ты этот поклон?
— Сказать-то сказала… нельзя не сказать, коли в письме написано, а только от себя прибавила, что не почто бы.
Существо письма заключалось в post scriptum. Здесь Ершов прежде всего уведомлял жену, что он плавал на одном корабле с Инператором и с Великим Князем, и что Инператор пожаловал ему награду.
— Вишь ты! Не правду ли я тебе сказала? — заметила Ершова шепотом, толкая меня в плечо.
Далее Ершов писал, что у него теперь под начальством сто человек.
— Эко место! — опять громко сказала Ершова. — Боле ста человек! А поди все говорят: здравия желаем, в. б! Сказываюсь, у нас и в городе-то всех солдатов эстолько не наберется.
Потом в письме было объяснено, что, по случаю такого повышения, Ершов очень в деньгах нуждается, потому что теперь, из анбиции, надобно и мундир завести не то, что у простого матроса: так нельзя ли-де сколько-нибудь прислать на подмогу, — а после он и сам не оставит.
