— Что делать, ваше… высокое… благородие? Мы от начальства не прочь. Такое уж наше дело… Мне, как-то, все по ночам приходится: в ту там неделю тоже о эку пору становой подъехал.
— Ну, что делать! Прежде всего, ты достань мне сотского.
— Ой, да ведь никак он в приказ прошел с Виктором Ивановичем, с казначеем.
— Ну, так иди скорей, не опусти; да, если нет в приказе других старшин, так позови и казначея.
— Тотчас сбегаю, в. в. Уж эту-то ночку я отслужу тебе, кормилец; а завтра-то, тако милость будет, не уволишь ли? Дома то мал-мала меньше.
— Хорошо, только иди, не зевай.
— Духом сбегаю, в. в.
Десятский ушел. Вместо него явилась Градова с дочерью.
— Здравствуйте, кормилец, в. в! — Кланяйся дядюшке, — сказала она дочери.
— Здравствуй, матушка. — Иди-ко ко мне, невеста!
— Не обессудьте, кормилец в. в., больно уж у меня необиходно: ишь ты, старый охлупень, и стола-то не накрыл и шомныша-то не выпахана![7]
— Ничего, матушка!
Той порой невеста моя поместилась рядом со мной.
— Что, ты любишь меня? — спросил я.
— Юбью.
— Да ведь я рыжий?
— Беий.
— Похож я на лешего?
— Нет.
— Отчего?
— Ти биеньку денезку дав.
— Умница! Вот тебе сахару за это.
— Кланяйся же барину, — сказала Градова.
Девочка кивнула головой.
Явились сотский[8] с Виктором Ивановичем.
— А что, Виктор Иванович, ты можешь находиться у меня депутатом?
— Как прикажете, только можно ли мне? Если по негодяевскому делу приехали, так подсудимым-то я по своим буду… все наша Негодяевщина!
— Тем лучше! На то и есть депутат, чтобы защищать подсудимых; так кому же и быть депутатом, как не родственнику?
— Какая уж мы защита, в. в! А можно, так… я тоже и в приказе-то ничего не делаю.
— А подсудимые-то, кажется, недалеко отсюда?
— Да прямо-то так и версты не будет.
— Значит, сегодня я успею допросить их?
— Да наших-то как не успеть, в. в. Только вот Государевича-то как? Он, ведь, неблизко отсюда, да и не той волости, хоть нашего же приказу.
— За этим я уж послал. Это Лютиков так прозывается?
— Так точно, в. в. Вот вы догадались: знаете наши порядки. Удивительное это дело… как это у нас повелось? Видно, как-нибудь начальство надавало эти фамилии. Ей-Богу, в. в., иной мужик у нас и родится и умрет, а не знает своей настоящей фамилии… по писаному-то. Вот нас… не одна деревня Негодявы пишемся; Иванов Федоровых Негодяевых трое в нашей деревне: а много промеж себя зовем Журич — это значит, у его отца прозвище было Жура, иного Палкич, иного опять Дунич — это значит, мать у него Авдотья была, а попросту — Дунька.
