— Ой, врут, в. б.! Не верь ты им: мне и свой-то кусок поперек горла идет.
— Ну вот, ты останешься на воле.
— Спасибо тебе, в. б.! На том свете помолюсь за тебя Матушке Пресвятой Богородице… Трех Скорбящих Радости.
— Присядь… Сейчас Виктор Иванович с бумагой придет.
Я позвал Градова:
— А схлопочи-ко о лошадях мне, — сказал я ему.
— А в кую сторону?
— Да хоть до Чушевиц, например.
— Ой, в. б., разыщи ты там этих Ольку-то Приспича, да Ваньку Оленича! — обратилась ко мне Ирина.
— Хорошо.
Пока я делал окончательные распоряжения, Виктор Иванович возвратился с ответом.
Я выехал из Низовья.
В Чушевицах я нашел Приспича и Оленича. Соседи отозвались об них, как о людях дурного поведения; но поличного у них не оказалось. На обратном пути я заезжал в дер. Капустинскую, чтобы сделать повальный обыск о Лютикове. Соседи его сказали, что хоть он дома и не ворует; но они желают его сослать, так как об нем слухи самые худые; общество же их честное… ни один человек в магазине не бывал[21].
Врачебная управа, куда я посылал для исследования взятые у Лютикова травы, отозвалась, что они к числу вредных не принадлежат, а зелье, которое пила Ирина, безусловно смертельно, и если она осталась жива, то, вероятно, потому, что вследствие усиленного приема ее вырвало.
По получении заключения управы, я представил дело в суд.
Через несколько месяцев я узнал, что дело это уголовною палатой решено. Ирина за покушение вытравить беременность приговорена в каторжную работу; Григорий Яковлевич за продажу ядовитых веществ — к штрафу в 10 рублей, а Лютиков и Негодяев от суда остались свободны.
Опять мне случилось быть в Низовье вскоре после того, как узнал я о решении дела. Снова чаюем мы с Михайлом Градовым.
— А что, в. в., матюгино-то дело решено, али нет? — спросил он.
— Решено. Ирина в каторжную работу.
— Да ведь она уж покоенка, в. в. Дивились мы этта! Наперво думали, вы бабе поблажку делаете, а она в неделю после вас и душу Богу отдала. А Лютикова то, в. в., капустинцы в ссылку ладят: крепко напирают. Климовские там, да Ивойловские… мужики добрые… прожиточные!..
Я поехал дальше.
— Ишь ты как дорога-та измялась! — сказал мой ямщик, поправляя запряжку. — А вон, в. в., и кладбище-то! Иринушку-то ведь схоронили!
— Слышал я.
— Да вот ведь и нашего-то брата нельзя похвалить, в. в., — продолжал ямщик, садясь на козлы.
— А что?
— Да как что? Бают, как учили-то ее, как замуж вышла, так не по тому месту уноровили.
— А ты женат?
