несло, так пешком пошел. Дожидался этта я его благословения, дожидался! Чуть не целый день проманил. Перед вечером уж собрались. Доходим до реки. А я это с той стороны, с нашей-то, про его благословение и лодку привел. Как дошли мы это до реки, он и говорит: «Знашь ли что, Кузьма? Больно, говорит, мне за реку попадать неохота!.. не равно захлебнет… ишь как шуга-та валит, говорит». И я-то это вижу: шибко шуга напирает! — Да как же, говорю, в. бл.! Ведь надо же хрестьянский долг исполнить? Ведь она у меня не какая-нибудь!.. «А вот что, говорит, Кузьма: я молитву-то этта вычитаю, а ты ее родильнице-то сам отнеси». — Да как же это, я говорю, батюшка? «А вот как, говорит… это по правилу можно… Слыхал, поди, что как нет попа да воды, так повитухи сами в песке кстят?» — Это точно, говорю, батюшка, бают про это; да то кстить, а это молитву дать! «Ой ты, говорит, голова, не сумневайся! Давай-ко, говорит, шапку-то сюда!» Я это дал. Вот он перекстил ее эдак, да и пробормотал в нее молитву ли, что ли, прости Господи!.. Потом опять перекстил; зажал края-то, да и говорит: «На, говорит, да только не разжимай до дому-то!» Вот это, взял я, а сам сомневаюсь… дело экое небывалое! Подумал я это, да и говорю: а как же, батюшка, я через реку-ту попадать буду? Одной-то рукой в лодке, да еще по шуге и простой не попадешь, а опять молитва-та, ведь, не зашита? «Ну, говорит, молитва-та ведь не лягуша… не ускочит!» — Нет, говорю я, батюшка, как хошь, эдак, по моему скусу, неладно. «Экой ты, Кузьма, говорит, бессребреник! Ну не хочешь, так вот как, говорит, сделаем: эдак-то, говорит, пожалуй, еще складнее будет». Тут он выволок из кармана пол-просвиры да опять и вычитал на нее что-то. «Ну вот, говорит, неси эту просвиру домой, а как принесешь, так разломи пополам: одну часть пусть родильница скусит, благословясь, а другую — пусть на ворот повесит: это, говорит, и от глазу еще помогает. А эту, говорит, что в шапке-то, пожалуй, и выпусти». Это мне и самому складнее показалось. Взял я, и говорю: а какое же имя-то нарек? «А кого, говорит, она принесла: парня или девку?» — Почто, говорю, девку? Известно, парня. «Смотри, говорит, как бы нам не обмишулиться… ноне ведь строго стало». — Да что ты, говорю, батюшка: неужто я уж этого-то не разумею, что парень, что девка! «То-то, смотри! говорит». Не сомневайтесь, говорю, в. бл. «Георгий, говорит, осенний будет», — это по-ихнему Георгий, а по нашему Егор. Ну ладно, думаю, пусть Егорко будет… имя не худое! Перед осенним Егорьем и дело было. Да уж после спохватился, что не след бы и на просвиру-то начитывать. Вон, ведь, оно какое дело, в. в.: ведь мне от малых робятишек проходу не стало!.. Зубоскалят! Как, говорят, дядюшка Кузьма, молитву-то в шапке из-за реки перепроваживал?
