Детей-сверстников Илья сначала вовсе не сторонился. Он просто не совсем понимал, что с ними делать. Когда пошел в школу, явно экспериментировал от нечего делать (программа начальной школы по понятным причинам не представляла для него не только трудности, но и интереса). В своих экспериментах Илья вполне разумно шел от имитации: пытался бегать рядом с одноклассниками на переменах, кричать то же, что и они, попросил Тамару купить ему меч джедая, пистолет и — чуть позже — мобильный телефон. Тамара все это поощряла, но никаких успехов не видела. Меч Илье сломали, пистолет отобрали, мобильный телефон куда-то пропал. Илья пожал плечами — ну, я пытался, не получилось, — и вернулся к книгам, энциклопедиям, позже — компьютеру с интернетом.
В конце года директор школы сам предложил перевести мальчика в гимназию, причем сразу в третий класс. Тамара согласилась, а Илья за пару недель лета с воодушевлением прочитал и изучил все полагающиеся учебники, перерешал все задачи.
В гимназии Илье, как ни странно, понравилось меньше, чем в обычной школе. Пытаясь объяснить матери, он сказал так: «Там всем было всё равно или смешно, они, даже когда дрались, толком не злились, а здесь они смотрят, видят, сравнивают и злятся». Тамара до сих пор не знает, что именно он имел в виду, но чувствует в словах сына какую-то правду: обстановка в гимназии была действительно неприятная.
Гимназический учитель математики (он же — классный руководитель) ранжировал детей по участию в олимпиадах. Воспитанный в уважении к старшим Илья по его наказу принимал участие во всем и почти везде занимал какие-то места. В конце концов закономерно поступило предложение от Новосибирской школы-интерната для одаренных детей: «Там он будет среди своих», так сказал человек, который отбирал способных школьников со всего региона. «Я туда не хочу, но поеду», — так сказал сам Илья.
Тамара заплакала светлыми слезами — в сущности, много лет она жила только ради сына. Теперь он уедет и вряд ли вернется в Томск. А что же остается ей? «Главное, чтобы он был счастлив», — сказала она себе и улыбнулась сквозь слезы.
Из интерната Илья писал матери письма, похожие на охлажденное жидкое молоко (образ самой Тамары. — Е. М.) — из них нельзя было понять, нравится ему там или нет. Но никаких жалоб, никаких тревог, никаких конфликтов. Никаких закадычных друзей, влюбленностей, но есть приятели. Учился очень хорошо. Играл на флейте в местном ансамбле. Подросткового кризиса не было. Только однажды руководительница класса сказала: я его почему-то не вижу, как будто где-то там — темное стекло. Тамара неделями ходила и думала об этих словах. Так ничего и не надумала.
