— Где уже побывала ваша девочка?
— Греция, Турция, Египет… так… — мама начала загибать пальцы. — Австрия, Хорватия, это горы… Испания… еще Таиланд, потом Париж, мы там Новый год встречали, в Лондон она по обмену от гимназии ездила, в Германию — в лагерь, Финляндия, конечно, это мы на выходные… Болгарию, на море — считаем?
Я резко и утвердительно кивнула, потому что знаю доподлинно: болгарам всегда было неприятно, когда россияне сомневаются в том, что их страна — это «заграница».
— Еще Прага, там у наших друзей квартира, и вот мы в Голландию два раза ездили, но это она еще совсем маленькая была, хотя и говорит, что лебедей, тюльпаны и велосипеды помнит…
— Понимаете, — задумчиво сказала я матери. — Есть такой термин «сенсорная депривация». Он означает…
— Я знаю, что он означает.
— Хорошо. Как вам, может быть, тоже известно, сенсорная депривация часто развивается у детей, которые долго лежат в больницах и смотрят в белый потолок. Отчасти недостаток впечатлений мозг умеет компенсировать. Когда я была маленькой, нас, в общем-то, не особо развлекали. И телевизоры были не у всех. Но зато мы почти все видели рожи, зверей и даже целые картины в рисунках на обоях — компенсировались. И носили гаечки, цветные стекляшки и осколки чашек в карманах. Это называлось «сокровище». Я специально пару лет назад опрашивала современных детей: ан масс — не видят и не носят. Зато их невероятно много, постоянно и практически непрерывно — развлекают.
Нам, признаюсь, довольно скучно жилось. Мы и мечтать не могли поехать в Париж. Развлекали мы себя преимущественно сами. Довольно примитивно, с элементами двигательных автоматизмов. Часами стучали мячиками об стену, прыгали на резиночках или нарисованных мелом «скачках», бросая туда банку от гуталина, наполненную песком. Любой выход «в свет» был событием. Я помню, как в восемнадцать лет я впервые сама поехала путешествовать, первый раз в темноте увидела горы с горящими в высоте огоньками пастушьих хижин и услышала шум горной реки. Это меня потрясло, я помню этот миг до сих пор… Вы догадываетесь, что бы со мной было, если бы двенадцатилетней мне предложили посмотреть Италию?
— Да мне самой — тоже! Нас у мамы трое, я младшая, а папа умер, когда мне десять лет исполнилось. Мы за все время только один раз в Сочи ездили, а так — в спортивный лагерь в Лемболово и у бабушки на даче. И у мужа… Я, может, потому и завожусь теперь… Вы полагаете, у них у всех теперь нет «депривации», а есть, наоборот, такая «пере-привация» или «сверх-привация»? — усмехнулась мама. — Слишком много впечатлений, слишком много развлечений? Переедание просто? Тошнит? Поэтому они и прячутся?
