— Я делаю уроки часов по шесть, и у меня два репетитора. Дальше? У меня нет никаких увлечений. Поэтому папа уже выбрал мне институт и факультет. Говорит, хорошие и не самые сложные. Но если я замахнусь на Политех или ПМ-ПУ, он будет только рад, так он говорит.
— Ты единственный сын?
— Да. К сожалению. Мама после меня не могла больше родить.
— А все-таки: чего хотел бы ты сам? Ты же не мог не думать.
— Вы будете смеяться.
— Не буду.
— Я хотел бы быть воспитателем детского садика. Лепить с ними, мастерить, клеить, рисовать открытки родителям — к Восьмому марта и Двадцать третьему февраля.
Я почувствовала, как у меня защипало в носу, и слегка отвернулась, чтобы он не заметил. Бедняга! Детский садик — единственное счастливое время в его жизни, он хотел бы туда вернуться и делать счастливыми других. И у него получилось бы!
— Ну вот, вы смеетесь!
— Ничего подобного!
— Еще я люблю готовить, мне нравится торты делать и салаты придумывать и оформлять — красивые и вкусные, все говорят.
— Иди в кулинарный техникум!
— Вы смеетесь?!
— Увы, нет. Я практически плачу.
— Смеетесь…
* * *
— Я не вижу, не чувствую психиатрии как процесса, — сказала я матери. — Скорее, это вынужденное: он, его мозг готовится к бегству. Ему бесконечно тяжело учиться в гимназии. Он с ужасом и отвращением думает об уготованной ему отцом дальнейшей жизни. Все что угодно лучше этого — так ему сейчас кажется. Он не может обматерить вас, хлопнуть дверью, сбежать в одних штанах, у него нет для этого ресурсов, да и бежать ему, в общем-то, некуда и незачем. Он другой, но для него тоже есть место в этом мире. Вы можете объяснить это вашему мужу?
— Я пыталась, но он меня не слышит. У него один сын, наследник, он не хочет ничего знать, для него жизнь — это преодоление трудностей…
— Привести мужа?
— Нет, он не пойдет, он говорит, что вся эта психология — для слюнтяев и бездельников.
— Вы же мать! Вы видите, что происходит с Сережей. Попробуйте настоять: пусть муж ни к кому не идет и просто его отпустит. Пусть парень идет в кулинарный техникум или педагогическое училище. Это как раз соответствует его способностям и желаниям. Там он будет счастлив. А если поверх перинатальной энцефалопатии в нем вдруг проснутся-таки честолюбивые отцовские гены (это, кстати, возможно, так как процесс восстановления в пятнадцать лет не закончен) и стремления, так ведь никогда не поздно. А сейчас вы его просто столкнете в яму…
— Я попробую, но практически не надеюсь…
