Некоторое время она размышляла.
— И что же мне теперь делать?
— Просто исчезните из их жизни. Поздравления на дни рождения и рождественская индейка. Все. Если заскучаете по внукам, Макс привезет их к вам в гости. С Элей — никаких контактов. Это вас полностью обезопасит.
— Но она же…
— Не ваше дело! Если вы не исчезнете сами, я попробую убедить Макса. Поверьте, я умею убеждать, и в результате вы можете потерять не только любимую вами игру с невесткой, но и сына, и внуков. Если, конечно, раньше не потеряете саму жизнь.
— Вы меня шантажируете!
— Кто бы говорил!
— И как же, когда же…?
— Сегодня, прямо сейчас. Максу скажете, что Эля вас достала, внукам — что будете теперь общаться с ними на своей территории.
Всё. Эля больше не приходила, но как-то раздобыла мой адрес в интернете и прислала письмо. От его стиля веяло провинциальной библиотекой, но я все равно, конечно, была рада, что у них все устроилось.
Мы все, часто не признаваясь и не отдавая себе отчета, всю жизнь собираем об этом сведения и свидетельства. Что объяснимо и закономерно, ибо, в сущности, это единственная чаша, которая не минует никого. Нам всем, каждому из нас придется умереть. Это нас занимает.
— Я ужасно за нее волнуюсь. Ей всего тринадцать лет, — сказала довольно тучная женщина, тяжело опускаясь в кресло. — Она — это моя дочь, Милена.
— Ранняя и бурная подростковость? — предположила я. — Милый ребенок превратился в воплощенный протест?
— Если бы, — вздохнула женщина. — Я была бы счастлива.
Нечасто встретишь родителя, мечтающего как о счастье о подростковом протестантстве.
— А что же тогда, собственно, у вас происходит?
— У нас недавно после тяжелой болезни умерла Миленина бабушка, моя мать.
— А. Мои соболезнования.
— Спасибо.
Наверное, бабушка вырастила внучку, подумала я. Они были близки, девочка еще слишком юная, не успела автономизироваться, психически и в реале, а тут родной человек прямо на глазах страдает и уходит. Все понятно. Интересно, какой глубины получилась депрессия? Можно положиться на «время лечит», отвлечь или понадобится какая-то фарма (последнего на гормональном переломе очень не хотелось бы)?
— Милена очень любила бабушку?
— До ее болезни они не были особенно близки. Моя мама всегда была умным и весьма достойным человеком, но… не без странностей, скажем так. Она всю жизнь проработала в большой библиотеке, сама очень много читала, делала выписки… А Милена, кроме детских детективов и «Гарри Поттера», по-моему, вообще ничего в жизни не прочла. Книжки по программе я либо читала ей вслух, либо пересказывала. Как вы, наверное, понимаете, бабушка это сильно не одобряла. Когда мы узнали диагноз и прогноз, я, конечно, не хотела Милене говорить. А мама сказала: «Прости, дорогая, я не хочу тебя огорчать, но это моя смерть все-таки, и согласись, что я могу ею распорядиться как пожелаю. Я хочу, чтобы внучка знала». И сама ей сказала и что-то объяснила. С тех пор и до конца они стали намного ближе друг к другу.
