Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека | страница 17
— Ты видел, что лежало на столе?
— Видел.
— Наши бумажные голуби.
— Да. Целая кучка.
Пришел Юрка. Сказал:
— Интересно, что говорил урядник.
А мы еще ничего не слышали, только видели, что урядник зачем-то принес бабушке наших бумажных голубей. Так Юрке и сказали.
Мы лупим бегом вокруг дома, через черный ход в кладовку. В коридоре навстречу Анна-прачка.
— Вы куда? В кладовку? Бабушка не любит, когда туда стадом ходят. И занято: там Аля наказанный.
Мы, конечно, не послушались. Стучимся. Алька откидывает крючок, палец к губам: «Тсс!»
Юрка и Ванька забирают себе две оставшиеся свободными дырки в досках, где сучки выпали, нам с Алешкой дырок не достается. Голоса слышны хорошо. Бабушкин, уговорчивый:
— Напрасно, Фрол Петрович, думаете. Мои парни смирные. У них свои дела. Ничего не касаются…
Хриплый голос урядника:
— У меня, сударыня Ольга Константиновна, служба. Мне все одинаковы — ваши, наши. Извините. Голубки… голубки… Важные голубки!
Голос становится громким и злым:
— Голубятников найти обязан-с. Так, вот-с… И не иначе.
— Не знаю про ваших голубков. Ничего не ведаю. Ребята мои ни при чем. Напутал ты, Фрол Петрович, напутал…
Голос урядника еще злее:
— Я напутал? Извините. Посмотрите сюда. Вы человек грамотный. Развернем голубка, другого. Так, так… Что это? Что написано? Читайте. Разрешаю и даже прошу. Это листовка, она же прокламация! Против царя и отечества! Нате, читайте, убедитесь!
Бабушкин голос совсем тихий и расстроенный:
— Ты что, Фрол Петрович! Бог знает, что говоришь!
— Читайте, читайте! Убедитесь…
Мне стало неприятно за бабушку: она у нас не очень грамотная. Бабушка взрослая, нам иногда смешно, что читает хуже маленьких, особенно если мелко написано. Маме говорила: «Маруся, ты же знаешь, что я писать пишу, а читать — в лавочку несу».
Бабушка замолчала и урядник тоже, потом спросил:
— Кто у вас в комнате на чердаке живет?
— Никто. И не бывает там. Коленька слесарить давно бросил, кроликами занялся.
— Кто на кровати спит?
— Никто не спит. Давным-давно, с недельку, жил один. Попросился, сказал, что межевой[2]. Я пустила — пожил, уехал. Может, его бумажки, наверно, так.
— Как его звали?
— Не спрашивала, вроде человек самостоятельный… Господи помилуй! Кто там забравши!
Это бабушка закричала на страшный шум: мы свалились. Алешке не досталось дырки в стене, смотрели только Юрка и Алька, ему страшно хотелось. Заметил высоко-высоко выпавший сучок, поставил на подоконник ведро, потянулся и сверзился на Альку, а тот схватился за Юрку, и все загремели на пол. Конечно, бабушка услыхала — тут бы и глухой услышал.