— Я не об этом, — возразил Толя, — вы меня не поняли.
— Как же не об этом? Об этом самом!
Евгении Николаевне не так уж редко случалось видеть своих бывших питомцев, делающихся взрослыми, но, кажется, впервые предстала перед нею столь чистая, такая прямолинейная в своих протестах душа. По крайней мере так ей казалось. На основании неопределенных, слишком общих по своему характеру Толиных сетований она могла думать, что юношу ужаснули самые обыкновенные, самые повседневные житейские несообразности и уродства.
— Ах, Толя, Толя, славный вы мальчик… Впрочем, нет, взрослый! — поспешила она поправиться из опасения обидеть. — Конечно, вы взрослый, совсем взрослый человек, и даже усики себе завели… Мужчина!.. И знаете что?.. Вот я сейчас подумала… — На минуту она умолкла и вновь заговорила уже с возросшим убеждением, с окрепшим чувством профессиональной гордости: — Знаете, все мы, мужая, в какой-то мере становимся педагогами. Да, да!.. Независимо от того, к какой деятельности мы готовимся, люди только тогда люди, заслуживающие этого высокого, этого высочайшего звания, когда они ко всему прочему становятся хоть чуть-чуть и педагогами… То есть неудержимо, по сердечному влечению, задумываются над свойствами человеческой души, жаждут облагородить ее, бороться за нее, добиваться изничтожения всего, что ее недостойно…
«Ах, что она говорит!» Толя готов был запротестовать горячо, с силой и возмущением. Вот действительно! Не хватает еще со смирением и кротостью из педагогических соображений обратиться к таким, как Олег и его подружка, и перевоспитывать их?.. Разъяснять им, что нехорошо копаться в чужих письмах и трижды скверно издеваться над ними.
«Тьфу!» — Толя отплюнулся с таким омерзением, что Евгения Николаевна остановилась… Улыбка еще сохранялась на ее лице, но вот-вот готова была обернуться в выражение упрека и оскорбленного достоинства.
— Толя, голубчик, что с вами? И что это за манеры такие?
— Извините… Простите, Евгения Николаевна… — оправдывался он. — Потому что вот тут… — коснулся он рукой собственной груди, — здесь сегодня у меня… огнем палит!.. Давайте лучше о чем-нибудь другом…
Довольно длинный квартал прошли молча, а потом заговорили о Толиных сестрах. Сидят они вместе, на одной парте, и никак нельзя отличить, кто из них Люда, а кто Женя. Впрочем, в самое последнее время удалось Евгении Николаевне заметить одну крошечную отличительную подробность: у Жени родимое пятнышко над верхней губой.
