Роза мотала головой, брызги крови разлетались, попадая на ее подруг, которые тут же сочувственно терлись и обнюхивали ее. Мне стало невыносимо жалко Розу. Я разрезал пополам сырую картофелину и пошел к ней, чтобы угостить, погладить, пожалеть. Но она посмотрела на меня печально, с укором и отошла. В ее глазах я читал обвинение: «Гармонисту помогли, а мне не захотели, эх вы». А может, мне так показалось? Может, она другое говорила: «Не заслужила я гостинца, подвела вас и все стадо… Как теперь без рога?»
Такие коровы, как Роза, — счастливая и редкая находка для пастуха. Ведя за собой стадо, она, казалось, читала наши мысли. К вечеру шла домой впереди всех и звонко, на высоких нотах трубила сбор. Если стадо отставало, она поджидала его. Наблюдая за ней, можно было подумать, что она считала своей повседневной обязанностью вести стадо на лучшую траву. Если, к примеру, стадо сегодня паслось в этом урочище, то завтра она его сюда ни за что не приведет. Поведет в места, где успела отрасти трава.
Если Роза вырывалась далеко вперед и долго не слышала голос пастуха — начинала волноваться: подаст свой звонкий зов и прислушивается, откуда отзовется отец. Если его ответ уловит, будет спокойно пастись. Если же нет — жадно нюхала воздух, задрав голову. А не унюхав отца, мчалась на поиски с такой резвостью, что ботало ее гремело на весь лес. Даже когда он прятался за дерево, за куст, для забавы, она находила его. Найдет, уставится и промычит, ровно говорит: вот ты где, а я тебя повсюду ищу, пойдем. Однажды отец с полудня ушел сено свое грести на одной прогалине, так она его и там нашла. Да уж так упрашивала, чтобы к стаду вернулся, что отец не устоял: повесил на березу грабли и вместе с ней поспешил к нам. Но почему-то Роза никогда не разыскивала отца, если он с утра находился дома, не выпускал коров из коровника. Умная корова была Роза, а вот по надоям даже в середняках не числилась и еще подолгу яловой ходила.
Отец хотел перевязать ей окровавленный рог, но она не позволила — больно было. Так с окровавленной головой и пришла с пастбища, всех доярок перепугала. Они ее привязали и только тогда обработали рог, забинтовали… А через несколько дней все зажило, култышка от рога стала дубеть. Роза осталась на всю жизнь с одним только рогом.
За красным быком и черной коровой, которые паслись в стороне, пришел пастух оверинского стада. Он спросил, не прибился ли к нам третьего дня теленок, сосун еще, с колючей оброткой на морде, чтобы корова сосать не подпускала.
