– За информацию.
– Н-ну… Да ничего!
Паули взглянул на меня в упор.
– Ты дурак! – сказал он.
– Не все продается за деньги, – мягко ответил я.
– Неудивительно, что те парни объединились против тебя!
– А что ты слышал? – с любопытством спросил я.
– Почему бы тебе не объединиться с ними?
– Мне не нравится то, чем они занимаются.
Он снисходительно посмотрел на меня взглядом бывалого человека и сказал, что, если плыть наперекор общему течению, можно плохо кончить. Я ответил, что готов рискнуть. Паули добавил, что в таком случае я трижды глупец.
Рыжий жеребчик был продан за пятьдесят шесть тысяч фунтов, и на арене появился второй гвоздь программы. Этот выглядел так, как, должно быть, выглядел в его возрасте сам Транспортер: караковый, тонкая шея, выпирающие маклаки.
– А как насчет этого? – спросил Паули.
– Вот этот – настоящий.
– Ну ты даешь!
Он вступил в торг, но вышел из игры, когда цена поднялась выше назначенного ему предела в пятьдесят тысяч. Я подумал о том, как легко повлиять на ход торгов. Паули поверил мне два раза: в первый раз, когда я отсоветовал ему покупать рыжего, и во второй, когда посоветовал купить каракового. И не раздумывая последовал моему совету. Что же удивительного, что другие следуют советам Вика Винсента? Трудно винить человека, следующего совету того, кто отговаривает его покупать лошадь, когда на карту поставлены такие суммы.
Когда цена поднялась до пятидесяти двух тысяч, все крупные фирмы вышли из игры и торг превратился в состязание между Виком Винсентом и рыжим йоркширцем Файндейлом, работавшим на Уилтона Янга. Я внезапно заметил, что Константин Бреветт явился сюда со своими благородными сединами и очками в черной оправе и теперь стоит за плечом у Вика и что-то яростно шепчет ему на ухо.
Человек Уилтона Янга набавлял цену так стремительно, словно у него был собственный монетный двор. Константин выглядел уязвленным и решительным. Годовички, которые стоят больше шестидесяти тысяч фунтов, – не слишком выгодное вложение капитала, даже если это потомство Транспортера, и я догадывался, что, не будь его противником Уилтон Янг, Константин бы уже давно отказался от торга.
Когда цена дошла до семидесяти тысяч, он начал хмуриться. На семидесяти пяти он яростно замотал головой и ушел прочь. Рыжий Файндейл подмигнул Вику Винсенту.
– Недешевая, однако, лошадка! – заметил Паули Текса.
– Пожалуй, даже слишком дорогая, – согласился я.
– Что ж, гордость обходится недешево.
