— Ира, готовность пять минут, едем за город, посмотришь дачу одного моего знакомого, вот тебе и будет полигон для первой ландшафтной практики. Он человек деловой, занятой, ему некогда там ковыряться, поговоришь, расспросишь, чего он хочет, и предложишь несколько вариантов на выбор. Собирайся.
Ирина согласилась, но вдруг заволновалась — теория теорией, но первый собственный проект — это такая ответственность. Она думала походить какое-то время учеником при опытном дизайнере, которого Степан хотел переманить из другой конторы, а так вдруг и самостоятельно…
«Ну, поеду погляжу. Отказаться всегда можно. Зачем-то же училась? А уж журналов и книг накупила по теме, так просто дыра в бюджете за последнюю зиму. Ведь надо как-то теорию выводить на практический уровень и превращать знания в умения, а умения — в деньги. Ну, Господи, помоги!» — подумала Ирина, повесила на плечо сумку и вышла из кабинета. В дверях оглянулась на девушек, услышав опять хихиканье, и показала им кулак, но совсем не сердито, а с улыбкой.
День был по-весеннему солнечный, умытый вчерашним дождем, зеленел город, Степан ловко выкрутился по небольшим улочкам на трассу, которая вела на север, и прибавил скорость. В двух словах он рассказал о заказчике, что это его давний знакомый, нормальный, без придури, ученый, достаточно обеспеченный человек, нервы мотать не будет, как бывает с «мажорами», и деньги заплатит, но хочет, чтобы сделали по душе.
— Да кто ж вашу мужскую душу разберет? — вздохнула Ирина, и вдруг взгляд ее остановился на двух пластиковых стаканчиках из-под кофе, которые стояли в подставках слева на уровне ее коленей, соответственно, справа от Степана. Стаканчики были прозрачные и еще влажные, а на полочке под ними стояла открытая коробочка конфет «Рафаэлло».
Возникла пауза, из приемника лилась музыка восьмидесятых, Степан бросил взгляд на Ирину, потом на стаканчики и конфеты и развел руками, на миг отпустив руль.
Какое-то время они ехали молча.
— Ира, это не совсем то, что ты думаешь, — сказал шеф.
— Так обычно говорят жене. Не надо оправдываться. Я — человек посторонний, — сдержанно произнесла Ирина, глядя, как быстро пролетают в боковом стекле придорожные деревья.
— Да все равно никто не поверит. Ни жена, ни ты, никто. Ты — меньше всех остальных после того, что пережила сама.
Ирина молчала. Степан достал сигарету, опустил стекло и закурил. Машина мчалась вперед, люди в ней, которые казались теперь представителями разных лагерей, молчали. Но через несколько минут Степана прорвало. Наверное, он почувствовал в Ирине единственного человека, перед которым он мог выговориться, доверив свое наболевшее.
