Мой друг Трумпельдор | страница 49
Оказалось, офицер. Обычно японские лица настолько спокойные, что кажутся одинаковыми, но это явно отличалось. На нем прочитывалось: знаю что-то важное, но рассказать пока не могу.
Вот уже несколько дней по лагерю ходили слухи. Вернее, летали. Или даже скакали. Знаете, на что похож слух? На белку. Ясно вижу, как это маленькое животное таращит глаза и вертит головой.
Правда, было неясно, чем его наградят. Оказалось, не первое, не второе, а третье. В том смысле, что третье — это сладкое. Не суп, не жаркое, а компот. Значит, не только набиваешь желудок, но и воспаряешь.
Вы уже спешите узнать, что это было? А вот не получится. Мы же договорились ничего не пропускать.
Офицер привел Иосифа в дом лагерного начальства. Оказывается, его ждут. На сопровождающего — никакого внимания, а моего друга сажают в кресло. Напротив сел главный из японцев. Остальные стоят. Словно они не офицеры, а официанты. Когда что-то нужно, сразу бросаются исполнять.
Наконец главный заговорил. Трумпельдор кое-что понимает, но переводчик переводит. Все честь по чести. Словно Иосиф не пленный, а заморский гость.
Начал японец с того, что они с Иосифом давно знакомы. Зря, что ли, агентам платят жалованье? Сколько раз нам сообщали о смелом русском солдате. Кто не знает историю с гранатой! Хоть и жаль тех, кто погиб, но это было красиво.
Улыбка была не короткая, а длинная. Словно японец ее надел и забыл снять. Так, улыбаясь, он взял со стола ящик. В его синих бархатных глубинах лежало нечто в желтом замшевом одеянии. Что это такое? Даже произнести странно. Успехи противника император отметил протезом из каучука.
В мечтах Иосиф не представил бы ничего подобного. Легко сгибались локоть и пальцы. Пустоты не чувствовалось совсем. Пристегнул, а кажется, так было всегда.
На серебряной дощечке написали, что это «подарок храброму в бою и справедливому в мирной жизни». Мол, благодарим, уважаемый враг, за ваши подвиги. В войнах мы особенно ценим красоту. Пусть и на стороне противника, но вы ей послужили.
Теперь улыбались все. Правда, по-своему, по-японски. Русские переполняются радостью, а эти лишь намекнут. Линия губ удлиняется, глаза поблескивают, а ладонь прижата к груди.
Не хочется терять время, а то бы мы поговорили о разнице между нашими вениками и японскими икебанами. Нам нужно все, а им почти ничего. Вернее, им требуется столько, сколько необходимо.
Наверное, так проявляется стремление к гармонии. В этом смысле протез все равно что букет. Он не только облегчал жизнь, но восстанавливал равновесие. Благодаря этой скромной вещице в мире становилось больше порядка.