Словом, государственное хранилище для этих бумаг — лучшее место. После того как я это понял, оставалось сесть за письмо. Вернее, за меморандум. Можно без преувеличения сказать — Меморандум. Прописная буква ясно указывает, что послание обращено не к кому-то одному, а сразу ко всем.
Это, знаете ли, особый жанр. Тон сдержанный, слова самые необходимые. Никаких «я считаю» и «мне кажется». Если ты решился, то сомнений не должно быть.
Заметьте, государство еще не создано, а уже существует «Национальный комитет страны Израиля». Впрочем, Мессия тоже не снизошел до нас, смертных, но ожидание все напряженней. Сотни тысяч просят о том, чтобы он пришел.
«МЕМОРАНДУМ
Иосиф Трумпельдор оставил нам литературное наследие в разных рукописях:
воспоминания, дневники, записки, путевые заметки, рассказы, письма товарищам и многое, многое другое; кроме этого, после него остались личные вещи, разные пакеты и большая библиотека. Рукописи покойный еще при своей жизни завещал народу.
Кстати, после его смерти прошло уже больше года, но перед моим покойным другом до сих пор стоит вопрос: а есть ли уверенность в сохранности этого наследия?
В свое время сам Трумпельдор обращался в публичном письме к общественности по данному поводу. В том письме он выражает точно такое же сомнение; я полагаю, что Национальный комитет, имеющий мощное влияние на еврейское общество, должен провести разъяснительную работу и заинтересовать его, объясняя, что литературная работа, проделанная покойным, — важная часть его работы вообще...»[2]
Если нет Иосифа, думал я, то государство уже не то, что нам представлялось. Хорошо, люди уходят не совсем. У одних есть дети, у других — счет в банке. Мой друг оставил бумаги и личные вещи. Ничего большего он не нажил.
В Египте покойники продолжали путь вместе с имуществом. В наши времена тело предают земле, а хозяйство странствует. Случается, это путешествие в один конец. Недосмотрел — и ничего нет. Архив разобрали по бумажке, а вещи пополнили чей-нибудь гардероб.
Об этом я не писал, но, судя по всему, был понят. Настал час ознакомиться с хранилищем. Я отправился и был поражен. Два этажа наверху, четыре — под землей. Тишина и сосредоточенность. Думаете, похоже на кладбище? Казалось, именно тут происходит самое главное.
Я сразу ответил: да. Правда, сперва следует попрощаться. Нет, никакого посыпания головы пеплом! План у меня был другой. Мне хотелось вернуться. Пройти тем же путем.
Я — не профессиональный историк. Да, немного злоупотребляю пером, но лишь для себя и по вдохновению. В порядке, так сказать, размышлений о друге — и посильного ему памятника.
