— Уилки! Это ты?
— Да, друг мой, — в восторге ответил баронет, — да, это я! О, мой старый приятель!
— Ты был моей сиделкой? О, я узнаю тебя!
— Разумеется, — ответил Уилки, — но… Но я не…
Уилки остановился, ища глазами Нэнси, которая вдруг пропала: при первом движении Шарля она скрылась за занавесью кровати.
— Я не устал, хотел я сказать, — продолжал баронет.
Шарль задумался и, взглянув на Уилки, спросил:
— Ты давно уже сидишь со мной?
— Двадцать две ночи мы просидели у твоей кровати, — неосторожно ответил баронет.
— Значит, ты был не один? — быстро спросил больной.
— Нет, то есть… я один. Отчего ты так спрашиваешь?
— Ты сказал «мы просидели»…
— Да?
— Я уверен…
— Это возможно… но я так привык с некоторых пор говорить «мы»… Шарль и я, я и Шарль…
Объяснение не убедило Шарля.
— Я думаю, однако… — сказал он.
— Шарль, дитя мое, — перебил его баронет, хорошо видевший со своего места жесты Нэнси, — это первые слова, которые ты говоришь со времени битвы в Чарльстоне. Тебе, разумеется, теперь лучше, но разговоров на сегодня довольно.
Больной послушно замолчал, но по нахмуренному лбу его было видно, как он старался припомнить все, что произошло в это время. Спустя несколько минут он снова взглянул на друга.
— Нет, ты не был один, — сказал он.
— Уверяю тебя…
— Слушай, как ни слабы мои воспоминания, как ни легки были тени, представлявшиеся моему воображению, но я помню ощущения, которые испытывал, и никогда их не забуду. Я видел в бреду, как ко мне подходила смерть, как ее прогоняло чудесное видение, и я спокойно засыпал после того. Все кончено теперь, действительность опять вступает в свои права. Ах, где мои видения и грезы? Кто мне их вернет?
С этими словами он взглянул на свою руку, на которой не было больше кольца, данного ему Нэнси, и вдруг вскрикнул: кольцо снова было на пальце.
— Уилки! — вскрикнул он дрожащим голосом. — Посмотри!.. Кольцо!.. Опаловое кольцо! Она вернула мне его!.. Она здесь, я чувствую это! Ах, не обманывай меня, Уилки! Скажи мне, она здесь?
— Да, я здесь, — проговорил за занавесью голос Нэнси.
