Мы снова вышли на Таймс-сквер.
— При всем том, — сказал Элиот, — я ни в коем случае не утверждаю, что, будь я плантатором, я не поступал бы, как они. Вероятнее всего, я поступал бы так же. У плантаторов было немало трудностей в особенности в те годы, когда за кофе давали не дороже, чем за морские водоросли. Они, наверное, рассуждали так: индейцам все равно хуже не станет, они и до нас умирали с голоду.
В этом был весь Элиот. Только вы готовились ухватить его за глотку, как он выскальзывал из ваших рук. Попробуйте затеять ссору с человеком, который с глубоким сочувствием выслушивает ваши возражения и искренне убежден, что лишь преходящая, легко излечимая слепота мешает вам увидеть, насколько он прав.
А кроме того, нельзя было отрицать, что в данном случае он действительно был прав.
К жестокому обращению с индейцами мы так же привыкли, как привыкаешь к жестокому отношению к животным в средиземноморских странах. Первые несколько месяцев после возвращения из Англии меня коробило многое, что я видел, но очень скоро, под влиянием окружающих, эти чувства утратили свою остроту.
Бывали годы, когда весь урожай кофе оставался непроданным и, как только положение на мировом рынке чуточку улучшалось, приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы вернуть убытки. Тут уж было не до сочувствия погибающим индейцам.
До конца нашего осмотра я счел за благо сохранять молчание. Мне выступать в роли критика было бесцельно и не вполне уместно.
Поэтому я не препятствовал Элиоту приводить свои факты и цифры, а Эрнандесу записывать их в свой блокнот. Когда спрашивали мое мнение, я отвечал уклончиво.
Следующие несколько дней я много виделся с Элиотом. Его манера держать себя так, как будто Гвадалупа в какой-то мере была его собственностью, раздражала меня, но он вел себя дружески и всячески старался мне услужить.
Элиот жил просто, почти аскетически, в уютном домике в миле от города; за хозяйством у него смотрел слуга-ладино. Дом, сложенный из местных пород дерева, хорошо гармонировал с пейзажем. У меня мелькнула было мысль, что постройка не является чудом архитектурного искусства, но в дальнейшем выяснилось, что автором проекта был сам Элиот. Видно было, что он наслаждается, водя меня по комнатам. К моему удивлению, дом походил на музей. Одновременно в нем было что-то от монашеской кельи.
В столовой стояли застекленные витрины с чучелами птиц. Птицы были размещены среди кустов и болотных растений, искусно имитировавших естественную обстановку. Тут же под стеклом пестрела огромная коллекция бабочек.
