Элиот сказал, что каждую из них он поймал собственноручно и что в его коллекции представлены почти все бабочки Гватемалы; не хватает только семи экземпляров. На специальной стойке висели охотничьи ружья разных калибров. На другой — набор удочек, как видно, самого новейшего образца. На натертом полу лежали две превосходные ягуаровые шкуры.
Домашней мебели было мало; три или четыре стула с прямыми спинками, простой стол, две полки с книгами, проигрыватель в большом полированном ящике, сплошь покрытом указателями со стрелкой и рукоятками, словно это был щит управления на подводной лодке. В атмосфере этой комнаты, да и всех остальных, было что-то чопорное, жесткое, отгоняющее всякую мысль об удобстве. Во всем доме Элиота негде было присесть и отдохнуть; раз запомнив это, я никогда уже не мог представить себе Элиота отдыхающим. Выставленные напоказ школьнические увлечения, за которые он, как видно, держался с болезненным упорством, свидетельствовали, что Элиот никогда не был женат. Когда он вышел из комнаты, я быстро взглянул на корешки книг на полках, думая найти в них ключ к характеру владельца. Несколько томов были посвящены археологии майя, психологии и сравнительной истории религии. Дальше шли книги о буддизме и о йогах, я заметил «Бахавад Гиту». Вторая полка была сплошь занята книгами о культуре мышления и о самоусовершенствовании. Художественной литературой владелец библиотеки не интересовался.
Элиот угостил меня отличным немецким пивом и поставил пластинку. Он повернул две или три ручки управления, на контрольном экране вспыхнули и заиграли огоньки. Мы слушали Стравинского. Оторвавшись от рычагов, Элиот взглянул на меня вопрошающе:
— Ну, как?
— По-моему, отлично.
— А не замечаете вы чего-нибудь в звуке?
— Как будто бы нет.
— Последнее достижение стереофоники.
Я установил эту аппаратуру только два дня назад. Вы мой первый слушатель.
— Звук прекрасный, — сказал я.
Мы так привыкли принимать как должное достижения техники, что склонны забывать, каких усилий стоит каждый новый шаг. Кроме того, я не требую в этой области совершенства и, если звук мало-мальски сносен, уже наслаждаюсь музыкой. Элиот остановил пластинку и поставил другую. Мои похвалы, как видно, показались ему недостаточными.
— Сейчас вы лучше оцените качество звука, — сказал он.
Мы услышали, как тронулся паровоз, загремел, набирая скорость, потом затормозил.
— Ну, как теперь, почувствовали? — спросил Элиот.
— Да, — сказал я. — Теперь почувствовал.
