Эвелина была высокая и в то же время хрупкая. Муж у нее был маляр.
— Классика — это единственное, что вас никогда не подведет, — говорила им миссис Ван Уик, улыбаясь. Она никогда не рассказывала им о композиторах. Под ремешком для часов у нее неизменно был засунут бледно-лиловый платочек. В ее прохладной гостиной они чувствовали себя, как в церкви. Когда по четвергам, ровно в четыре, они являлись к ней, обязательно заставали ее поливающей цветы. Мужа они ни разу не видели, разве что иногда слышали, как он с кем-то разговаривал в дальних комнатах, и от голоса мужа-невидимки им бывало не по себе.
— А потом одна из вас брала уроки у того, другого человека, — сказала Маргарет. — Ну, который долгое время играл в церкви святого Марка, хотя не был даже католиком. Запамятовала фамилию.
— Я брала уроки у мистера Уильямса, — сказала Сара.
Мистер Уильямс был первым человеком, которого она не делила с Лаурой.
— Он жил в старом доме священника и навесил там козырек над входом, а в переднем дворике сделал из цемента поилку для птиц, — сказала Милдред.
— Сейчас дом перешел во владение исторического общества, — сказала Маргарет.
— Мистер Уильямс был очень добр ко мне, — сказала Сара. — Кроме одного раза, когда он был сильно не в духе.
Маргарет задвинула верхний ящик стола и выдвинула боковой.
— Говорят, что эти люди не опасны, но я думаю, что твоя мама поступила правильно, — сказала она.
В ярости Сара сорвала занавески с окна своей спальни в тот день, когда Айрин запретила ей брать уроки у мистера Уильямса. Его любовником был священник.
— Его любовника переместили, — сказала она.
— Это так у них называется, когда лишают прихода? — сказала Милдред.
— А мистер Уильямс с разгона загнал свою машину в реку, — сказала Сара, — потом вскарабкался на крышу и орал: «На помощь!»
— Меня это не удивляет, — сказала Маргарет. — Кто-то должен был спасти его. Он уехал потом в Техас.
Она задвинула ящик.
Спустя два года, когда Берт Шеффик вернулся в город, он рассказал Айрин, что наткнулся на Гиба Уильямса в Хьюстоне, где тот играл в гостиничном, баре. Он изменил свое имя на какое-то латинское, означавшее в переводе «Король любви». Берта это рассмешило. «Король любви носил парик», — добавил он.
— Кто знает, как по латыни будет «Король любви»? — спросила Сара.
— Меня не спрашивай, — сказала Маргарет.
— Иисус, — король любви, — сказала Милдред.
Маргарет помахала парой белых лайковых перчаток.
— Я совсем забыла о них, — сказала она. — Я купила их в том магазине, где теперь «Лавочка грошовых вещей».