Смерть — мое ремесло | страница 33



Тревога сжала мне горло. Я приподнялся на подушках и, еще не понимая, что произошло, словно ребенок, читающий но слогам, пролепетал:

— Где... Ма-ри-я?

Берта растерянно взглянула на меня, вскочила, уронив книгу на пол, и выбежала из комнаты с криком:

— Рудольф заговорил! Рудольф заговорил!

Минуту спустя мама, Берта и моя вторая сестра нерешительно вошли в комнату и замерли в ногах моей постели, с опаской глядя на меня.

— Рудольф?

— Да.

— Ты можешь говорить?

— Да, могу.

— Я твоя мама.

— Да.

— Ты меня узнаешь?

— Да, да.

Я с раздражением отвернулся и спросил:

— Где Мария?

Мама потупилась и умолкла. Я повторил сердито:

— Где Мария?

— Она ушла от нас, — скороговоркой ответила мама.

У меня словно что-то оборвалось внутри, руки мои задрожали. С усилием я выговорил:

— Когда?

— В тот день, когда ты заболел.

— Отчего?

Мама не отвечала. Я не отставал:

— Отец уволил ее?

— Нет.

— Сама ушла?

— Да, сама.

— В тот день, когда я заболел?

— Да.

Мария тоже покинула меня. Я закрыл глаза.

— Хочешь, я посижу с тобой, Рудольф!

Не открывая глаз, я ответил:

— Нет.

Я слышал, как она ходила по комнате, передвигала лекарства на моем столике, тяжело вздохнула, затем ее мягкие шаги стали удаляться, защелка на двери тихонько стукнула, и я мог наконец открыть глаза.

Шли недели. Я много думал о предательстве отца Талера и перестал верить в бога.

Мама по нескольку раз в день заходила ко мне в комнату:

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да.

— Принести тебе книг?

— Нет.

— Хочешь, я тебе почитаю?

— Нет.

— Хочешь, твои сестры посидят с тобой?

— Нет.

Помолчав, она спрашивала:

— Хочешь, чтобы я осталась?

— Нет.

Она прибирала на ночном столике, взбивала подушки, бродила по комнате. Я наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки. Когда она поворачивалась спиной, я впивался в нее глазами и мысленно твердил: «Уходи же! Уходи!» Через некоторое время она уходила, а я радовался, точно ее заставил уйти мой взгляд.

Однажды вечером, перед самым ужином, она вошла ко мне с озабоченным и виноватым лицом. Как обычно, она сделала вид, что прибирает в комнате, и, не глядя на меня, сказала:

— Что тебе дать сегодня на ужин?

— То же, что и всем.

Она подошла к окну, задернула шторы проговорила, не оборачиваясь:

— Отец сказал, чтобы ты ужинал с нами.

Вот, оказывается, в чем дело. Я ответил сухо:

— Хорошо.

— Как ты думаешь — сможешь?

— Да.

Я встал. Она хотела помочь мне, но я отказался. Я один дошел до столовой. На пороге я задержался. Отец и сестры уже сидели за столом.

— Добрый вечер, отец.