Российские самодержцы. Екатерина II. Иван Грозный | страница 10



Растущее недоверие к молодой великой княгине выражалось в том, что ее содержали как заключенную, не разрешали сделать ни шага без особого разрешения и переписываться со своими ближайшими родственниками в Германии. Письма к ее матери составляла коллегия иностранных дел, она их только подписывала. В этой изоляции, кроме, разумеется, праздников, в которых Екатерина должна была участвовать, она была обречена на полную бездеятельность.

Совершенно верно отмечалось, что такое обращение было равносильно настоящему воспитанию притворства, хитроумного обмана других и неискренности. В своих интересах, заботясь о собственной личности, о которой больше не заботился никто, Екатерина в эти годы научилась скрывать свою подлинную сущность за искусственной личиной. В течение всей жизни, вплоть до старости, она довела это умение до совершенства.

Самообразование

Изоляция Екатерины от ее родственников в Германии, особенно в Пруссии, имела еще одну причину. Ее мать вызвала в Петербурге сильное раздражение. Честолюбивая и склонная к интригам жена прусского фельдмаршала, выдавая свою дочь замуж, хотела выполнить в то же время не связанное с этим, но очень щекотливое поручение в сфере высокой политики. Ее пребывание в Петербурге пришлось на время Второй Силезской войны. Поскольку ведущий русский государственный деятель, уже упоминавшийся вице-канцлер граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, без сомнения, самое значительное лицо при петербургском дворе, был настроен проавстрийски, то прусски настроенная княгиня Цербстская вбила себе в голову свергнуть Бестужева или, как она сама выражалась с наивной заносчивостью, «сместить» его. В Петербурге она рьяно принялась за дело, теснейшим образом сотрудничая с посланником Франции, находящимся в союзе с Фридрихом Великим, тогда 36-летним, весьма ловким маркизом де ла Шетарди. Как ни странно, король Фридрих возлагал большие надежды на помощь княгини, хотя в высшей степени и заинтересованной в подобной миссии, но совершенно непригодной для ее выполнения. Переписка, которую она вела весьма неосторожно, вскоре стала известна вице-канцлеру, и заговор закончился тем, что Бестужев не только не был смещен, но вместо вице-канцлера стал великим канцлером, Шетарди был выслан из Петербурга, прусский посланник Мардефельд был отозван, а княгине Цербстской ясно дали понять, что пора возвращаться домой. Внешнеполитический курс Петербурга продолжал ориентироваться на Пруссию.