— Ведомо, истинно, да отступись уж от того… Не винен Иоасаф… Не целовал он креста в Литве супротив тебя. Оговорил его подлый камянчанин… Сам ведаешь, что оговорил, дабы доверие твоё добыть да и творить свои подлые дела, на кои его в Литве снарядили. Раз уж ты вызнал те скровные поползновения камянчанина да и в застенок его вкинул, стало быть, и Иоасафа тем оправдал. И вели отпустить его с Пиром домой. С патриархом негоже нам враждовать.
— Я б и его самого за ключи посадил… патриарха!.. Ежели б привёл он к нам в землю нашу шиша[9], как привёл его Иоасаф. Нешто не в свите Иоасафа пришёл к нам сей подлый монах, чтоб посеять измену в дому нашем? Станешь говорить, что не ведал преподобный, кого ему дьявол посылает в попутчики? А как ведал?
— Не ведал, — твёрдо сказал Макарий.
— Так пусть ведает отныне… Пусть везде ведают, и в Литве, и в Константинополе, что мы в нашу землю шишей не дозволим водить. — Иван помолчал, сурово всхмуривая брови, покосился на Макария, пересиливая себя, сказал: — Ладно уж… ради твоих великих просьб, владыка, оставлю я вины преподобному гречину. А вот домой ему покуда дорога закрыта. Война!
— Немощен я… Бог призывает меня к себе, — тихо и скорбно проговорил Макарий, изнеможённо опуская голову. — И не простит он мне, ежели не отвращу тя от пролития крови христианской. Бусурманская нечисть разоряет наши церкви, ругается над верой нашей… Замирись с Литвой, обратись супротив бусурман — славой имя твоё покроется вовеки.
— Уж не бояре ли тебя на такую мысль навели, владыка? — насупясь, спросил Иван и царственно скрестил на груди руки.
— Сия мысль от Бога и во имя Бога, — твёрдо сказал Макарий, но глаз на Ивана не поднял. Руки его упирались в лавку: сидеть ему было так же томительно, как Ивану стоять. Клобук его сполз на ухо, лоб взмок…
Макарий тяжко вздохнул:
— Во имя Бога отвращая тя…
— Твоими мольбами простится мне, владыка.
— О душе твоей я молюсь денно и нощно…
— Бог услышит тебя, владыка, и споможет мне. Нет в том греха — отчизне силы придать! Море добуду — замирюсь с литвинами на веки веков и детям своим таков завет оставлю.
— Во все века и у всех народов государи мало внимали гласу Божьему. Несть во мне сил отвратить тя от войны… Призываю милостивым быть к побеждённым.
Макарий снял с себя крест, Иван преклонил колено…
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа благословляю тя на дело ратное. — Макарий трижды осенил Ивана крестом. — Да будут с тобой успех и удача!
