— Бояре приговорили иль себе по воле?
— С боярами суду-ряду у меня нет!
— Не Богом ли нашим речено: «Кый царь, идя на брань ко иному царю, не сядет ли преже советоватися, силён ли он с десятью тысячами противустать идущему на него с двадцатью тысячами?»
— Бог наш рече нам притчу: «Добро есть соль, но коли соль утеряет силу, чем осолить её? Ни в землю, ни в гной не годна. Вон изсыпят её!»
— Неже бояре умом скудны и в советах пусты, что с осолившейся солью равняешь их?
— Противу меня мыслят. Себе на потребу — Руси во вред!
— Добро в твоей душе да восстанет надо злом… Снизойди до милости! И не приемлешь ли привереду за зло?
— Я ведаю накрепко, владыка, что — зло, что — привереда. Бояре опор мне чинят! Ещё тебя супротив меня наущать станут. Ты им в том потакаешь — печалуешься по их вине.
— Коли вина их малая…
— Господь рече нам: «Верный в мале и во мнозе верный, а неправедный в мале и во мнозе неправедный».
— Бельского за сторожи посадил — княгиня плакалась у моих ног, молила о печали пред тобой.
— Бельский винил мне вельми… О нём не проси! По таковой вине голову сечь надобно! Он же — лише за сторожами… Дознание учиню, проведаю — с кем вкупе супротив меня злоумышлял?
— Воротынский же в чём повинен?
— Тут счёт иной! Руки опустил воевода. Не радеет о ратном деле… Летом из Серпухова на крымца медлил… Дал Гирею уйти без урона в степь. Да и иное, о чём покуда смолчу.
— Сведомый[8] стратиг князь Михайло… Отчего бы он так? Не обиды ль на тя захирели его?
— Нерадив иль неверен! Обиды ж его я постиг: вотчинишку ему убавил — вот его обиды. Отсидится на Белоозере — отобидится. Обойдусь без него — утишится. Не то вовсе возмнил: его руками царство себе пристяжаю.
— Печалуюсь к тебе глаголом господним: «Еже согрешит противу тя брат твой, выговори ему… И еже покается, оставь вину ему».
Иван не ответил, нахмурился… В палате не было больше лавок, кроме той, на которой сидел митрополит. Это раздражало Ивана. Сесть на лавку рядом с Макарием не хотел: больно велика честь даже и для митрополита. Стоял, хмурился…
— Також и об ином… в кой уж раз с неотступством прошу, — потвёрже сказал Макарий. — Митрополита Иоасафа, что пришёл к нам от константинопольского патриарха… с добром и миром отпусти восвояси. Кой уж год держишь втуне его на Москве… како татя, за ключами. Патриарх грамоты досылает укорительные… Сам Иоасаф ежеденно листы ко мне пишет — просит снять с него вины напрасные и отпустить домой.
— Всем ведомо, пошто я держу преподобного гречина за ключами, — недовольно ответил Иван.
