– В какой еще порядок?! – зашипела Мона. – Как вы можете?! Наши товарищи в этой их «инспекторской», в застенке, где их допрашивают, а потом, наверное, убьют! Их нужно спасать!
– Они мне не товарищи. Оба мне не нравятся. И не беспокойтесь, ничего с ними не случится. Всё устроится, – равнодушно заявил бессердечный старец. – Ну, вы как хотите, а я пойду посмотрю, насколько зеленая п-практика соответствует теории.
Развернулся и пошел, оставив ее в одиночестве.
– Старый циник! – крикнула Мона ему вслед.
Есть ей совсем не хотелось. Во-первых, от нервов. Во-вторых, не так давно ужинала.
Но снеди она все-таки купила – для передачи арестантам: вареной картошки и колбасы. Заодно спросила у торговки, где «инспекторская».
– Ты, милая, иди мимо церквы на закат, за околицей увидишь Страшиловку, а от нее вертай по́солонь.
Что такое «страшиловка» и «по́солонь», Мона не знала, но сказала себе: ничего, разберемся.
Настроение у нее было решительное. Конечно, она здорово перетрусила, когда наткнулась в кустах на людей с винтовками, и потом оробела тихого жуткого «директора», но это потому, что расслабилась от мужской компании. Разбавилась. Когда жизнь срывается в бешеный галоп, нужно сидеть в седле одной и крепко держать поводья – самой. И у Моны это всегда отлично получалось.
Дойдя до околицы, она схватила за рукав пробегавшего мимо пацанчика.
– Малой, где тут Страшиловка?
– Да вона, – махнул он в сторону пустыря, над которым густо кружили во́роны, и понесся дальше по своим мальчишеским делам.
Мона свернула с дороги, заслоняясь рукой от малиновых лучей заходящего солнца. На гладкой, вытоптанной площадке торчало десятка два жердей, на каждой по горшку.
Вороний грай становился всё оглушительней. «Посолонь, отсюда посолонь», – пробормотала Мона. Дошла до пустыря, посмотрела вокруг – и завопила.
На всех шестах торчали не горшки – отрубленные головы. Огромные черные птицы лениво долбили по ним клювами.
Пошатнувшись, Мона ухватилась за жердь. Наверху что-то щелкнуло – это стукнулись зубы у закачавшегося черепа.
Поглядев вверх, Мона уже не могла отвести парализованного взгляда.
Одни головы облезли до кости, другие были совсем свежие. Под каждой – большая дощечка с надписью.
«Я торговал самогоном». «Я насильник». «Я белый шпион». «Я красный агитатор». «Я вытравила дитё».
Последняя голова была особенно страшна: исклеванный череп со свисающей пышной косой.
Взвизгнув, Мона кинулась прочь и остановилась, только когда сбилось дыхание.
