Не прощаюсь | страница 136
– Меня и моего нового друга! – весело ответил штабс-капитан. – «Гочкис», к нему две ленты!
Скукин спрыгнул в баркас.
– И никогда больше не подвергайте сомнению приказы командования, – наставительно сказал он отцу Сергию. – Хорошая диспозиция предусматривает все неожиданности.
Старец пристыженно молчал, а Мона, спускаясь по лесенке, смотрела на подполковника с восхищением.
Все-таки лучшие на свете мужчины – это офицеры. Во всяком случае, когда в мире война.
Словно чествуя победителей, вдруг разомкнулся черный небосвод, проглянули звезды, засветила луна, и ночь сделалась похожа на картину сладкого живописца Куинджи.
– Как это вы отобрали у двух вооруженных людей пулемет? – спросила Мона штабс-капитана, когда они пристали к берегу. – Без стрельбы, без шума?
– А вот. Чик-чирик.
Он показал узкий хищный нож. Вытер о траву, сунул в сапог.
Пристроил в лодку железную штуковину на треноге. Сел, потянулся, зевнул.
Залез к себе в сапог и Скукин, но извлек оттуда не нож, а маленькую флейту в аккуратном чехольчике.
– Никто не возражает? Это помогает мне снять напряжение.
Возражающих не было.
Минуту спустя южнорусская ночь сделалась еще сиропнее – над рекой полилась тихая, волшебная мелодия. Играл Скукин изумительно, извлекая из своей дудочки ледяные звуки поразительной точности, прозрачности и чистоты.
Мона слушала и ежилась. Один ее спутник только что хладнокровно зарезал двух человек. Другой застрелил троих. Оборвалось пять жизней. Толстой с Достоевским написали бы про каждую по великому роману, Леонид Андреев – душераздирающую повесть. А сейчас гражданская война, и все привыкли. Один убийца зевает, другой музицирует, блаженно прикрыв глаза. Как мальчик Кай, у которого вместо сердца сосулька.
Под волшебную музыку неудержимо заклонило в сон, хоть часу не прошло с тех пор, как Мона проснулась. Это несомненно было следствие потрясения.
Она опять легла на дно, зажмурилась, покатилась куда-то вниз, вниз, на мягкое, илистое дно, оттолкнулась от него – и вынырнула уже в утро. Страшной ночи будто и не было. Может, она приснилась?
Баркас беззвучно парил в серой дымке, под которой бликовала гладкая вода. Новорожденное солнце играло с туманом в сложные цветовые игры. Вместо флейты – и ничуть не хуже – пели птицы.
Это первобытная жизнь, это естественный отбор, сказала себе Мона. Природа ни о чем не жалеет и ни в чем не раскаивается. Кто-то хотел тебя сожрать, ты не дался и сожрал его сам. За это тебе светит солнышко и поют птички. Рефлексировать не из-за чего.
