Не прощаюсь | страница 123
Без повязки на лице Мона чувствовала себя красавицей, еще и развязала платок, подставив солнцу свои густые волосы чудесного бронзового оттенка. Старик то и дело поглядывал на них. Должно быть, они недурно посверкивали.
– Почему именно «отец Сергий»? В честь героя Льва Толстого?
– Монахи лесной обители, где я жил, не читали г-графа Толстого. Это северная Вологодчина, совсем дикие места. К ним повадился ходить медведь-бобыль, житья не давал. Я с ним потолковал, в самый первый день. Мишка ушел. Вот братия и нарекла меня Сергием в память Сергия Радонежского, медвежьего укротителя.
– Как это «потолковали»?
– В глаза посмотрел. С хищниками просто. Они нападают только в трех случаях. Если очень голодны и считают тебя съедобным. Если испуганы. И еще в зависимости от пола.
– От пола? – еще пуще заинтересовалась Мона.
– Ну да. Самка – защищая детенышей. Самец – красуясь перед самкой. Медведю со мной делить было нечего. По моему поведению он понял, что я не еда. Пугать его я не пугал. Самки рядом тоже не было. Вот он и ушел.
– А как вы вообще попали в северный монастырь?
Баркас тащился медленнее пешехода, впереди была абсолютная неизвестность, про спутника Мона почти ничего не знала, но ей всё это ужасно нравилось: и неспешная река, и зеленые берега, и синее небо, а больше всего – разговаривать с умным, интересно пожившим мужчиной, при котором можно не думать про женское, потому что он уже не в том возрасте.
– Весной прошлого года мы с другом поступили по-восточному. Один мудрец две тысячи лет назад сказал: «Если мир перестал тебе нравиться, а ты не можешь его изменить, предоставь мир собственной к-карме и удались». Вот мы и удалились.
– Собственной чему?
– Карма – это почти то же самое, что «судьба», только без оттенка фатализма. У японцев считается, что судьба никем не предначертана, ее можно изменить. Видите ли, мой друг японец. Он сказал: «Найдем где-нибудь тихий о-тэра (это вроде обители), поживем там, пока не придет сатори». Сатори – это… – Отец Сергий подумал – махнул рукой. – Долго объяснять, неважно. Я неплохо знаю Вологодскую губернию. Мы забрались в самый отдаленный монастырь и отлично провели там целый год. Иногда в нашу глушь доносились вести из внешнего мира, одна хуже другой, а мы живем себе, ждем сатори… Ну, это такое состояние, когда человеку вдруг становится всё окончательно ясно, – объяснил-таки рассказчик – довольно туманно, но Мона вникать не стала. Ей хотелось знать, что произошло дальше.