— Боже мой! Боже мой! — простонала она.
Ей показалось, что Лампьё не ушел и, стоя тут же, в тени, замышляет какое-то темное и дурное дело. Она искала его глазами. Оглянувшись вокруг себя и не увидев его, она попыталась взять себя в руки… Нет, Лампьё не было здесь. Леонтина посмотрела внимательнее. Нагнулась. Улица, погруженная в полумрак, ничего ей не открыла. Казалось, странное спокойствие, точно сон, окутало ее.
— Где вы? — позвала Леонтина.
Впереди, на расстоянии, которое ей казалось невероятно далеким, улица упиралась в другую, дома которой были освещены огнями. На углу улицы, заслоняя эти огни, мелькали частые силуэты прохожих, производящих размеренные движения и спокойные жесты… Были видны крытые экипажи, лошади, спицы колес. Леонтина присматривалась к этим предметам, считала их, и мало-помалу расстояние, которое ее от них отделяло, перестало казаться слишком большим.
— Ну да, — сказала себе Леонтина, — это улица Дюссуб.
Она пошла по направлению, которое позволяло ей ориентироваться. Шаг за шагом, она двигалась вперед, как могла. Вправо от нее был рынок. Леонтина видела поднимавшийся от него высоко к небу сноп света, перерезаемый полосами дождя. Над темными домами душная атмосфера наполняла пространство, и густые пары облаком поднимались вверх и разрывались в лохмотья.
Чем ближе она подходила к перекрестку, тем больше оживление рынка приобщало к ночной жизни сотни разрозненных элементов: тряпичников с грубыми голосами, отворявшиеся двери, мокрые помосты, где можно было нанять двуколку по часам и на всю ночь, проходы, освещенные дрожащими огнями. Сливаясь с этим оживлением, Леонтина как бы принимала в нем участие и снова становилась сама собой. Она вглядывалась в людские лица, в предметы. Она забывала Лампьё. Тем не менее ее давила своей тяжестью невыразимая усталость, которую она тащила за собой, как кляча — тяжелый воз.
— Эй, девочка! — окликнул ее грузчик, согнувшийся под тяжелым мешком, которым задел ее.
— У-у! — крикнул другой.
— Барышня упала! — заметил лаконично третий.
Насмешки неслись вслед Леонтине, но она их не слышала.
Пробираясь в толпе и преследуемая глупыми шутками, она думала только о том, как бы не сбиться с дороги и кратчайшим путем достичь погребка Фуасса. Но верзила, стоявший, укрываясь от дождя, под навесом, тот самый, который только что ее задел, повторил как бы про себя почти невинным тоном:
— Барышня упала… в грязь.
— О, это пустяки! — ответила Леонтина. И, как бы извиняясь в том, что привлекла внимание, простодушно добавила: — Я не ушиблась.
