Лампьё прервал молчание.
— О чем ты думаешь? — спросил он, не отрывая взгляда от какой-то точки, в которую сосредоточенно всматривался. — Все о том же?
— Да, — призналась она.
Он тяжело облокотился о стол и, проведя обеими руками по клеенке, пробормотал:
— Объясни!
Леонтина встала. Страх мешал ей говорить. Она дрожала так, что жалко было смотреть на нее.
— Ну ладно! — сказал Лампьё. — Уйдем отсюда, если хочешь. К тому же мне пора приниматься за работу… Погоди!
Он осушил свой стакан, встал, вытер рот своей тяжелой рукой и подал гарсону монету в 20 су.
— Ну что же ты? — окликнул он ее, когда они очутились на улице. — Леонтина!
Она ответила таким слабым, неслышным вздохом, что он повторил:
— Леонтина! — прежде чем увидел ее у серого фасада здания; где она поджидала его. Потом они пошли рядом по улице, оба подавленные тягостным смущением, мешавшим им говорить.
— Не беги так! — приказал Лампьё.
Леонтина взмолилась:
— Скажите! Ведь вы не будете больше меня мучить?! Не будете снова расспрашивать?! Я вас боюсь. Не знаю почему, но боюсь!.. За что вы на меня сердитесь?..
— Я хочу знать!
Леонтина инстинктивно закрыла лицо рукой.
— Ну, без ломанья! — проворчал Лампьё. — Опусти руку и отвечай! Ты думаешь, что я… Не правда ли?
— Я не думаю…
— Я говорю о старухе, — закончил он голосом, лишенным всякого выражения.
Леонтина пошатнулась.
— Не бойся, — сказал Лампьё, поддерживая ее.
Она жестом попросила оставить ее и, прислонясь к стене, озиралась блуждающим взором. Лампьё подошел к ней. Она стала дышать так глубоко, точно ей не хватало воздуха.
Лампьё встряхнул ее.
— Я буду кричать, — предупредила она, все еще задыхаясь, — я буду… я буду кричать… не трогайте меня… не…
— Это — как я захочу! — объявил он. — Но я не хочу. Слышишь: не хочу!.. Ты боишься — тем лучше! Наплевать! Если бы ты меня хорошенько знала, ты бы поняла, до чего мне наплевать! Мне решительно все равно!.. И главное — не кричи. Видишь!.. — Он протянул к ней руки. — Ни звука, советую тебе, потому что иначе…
Он стоял перед ней выпрямившись, в угрожающей позе.
Леонтина почувствовала, что теряет сознание.
Когда Леонтина пришла в себя, пустынная улица, на которой она находилась, не напомнила ей ничего, и только после долгих усилий она смогла объяснить себе, как попала в это место.
Дождь сыпал. Леонтина сжала голову руками, потом ощупью отыскала на земле свою сумку и вытерла ее о пальто, так как та была мокрая. Она заметила, что ее одежда тоже промокла, и встала. Но она не могла управлять своими ногами: они подкашивались, они ее не слушались. Это произвело на нее странное впечатление, и ей пришлось на секунду опереться о стену. Этот жест смутно напомнил ей, как она и раньше таким же образом оперлась об эту стену и удержалась на ногах. Леонтина собралась с мыслями. Она узнала улицу — и задрожала всем телом, так, что зубы у нее застучали.
