— Достаточно одного меткого удара, — остановил ее Лампьё. — Да вот, если бы, например, они захватили тебя… Да… Ведь может такое случиться…
— Может…
— Ну вот. Что же ты станешь делать, если они тебя захватят?
— Я?
— Они ведь стали бы тебя допрашивать.
— Вероятно…
— Вот видишь! Они будут предлагать тебе вопросы.
— А потом?
— Потом? Потом… ничего. Однако все твое поведение… то, что ты постоянно бродишь возле булочной… Думаешь, они этого не заметили?..
Леонтина не знала, что сказать.
— И наконец, — с тихим упреком произнес Лампьё, — твоя мысль, которую ты не хочешь мне открыть и к которой постоянно возвращаешься… Я ведь не слепой…
— Я об этом не говорю… никому, — защищалась Леонтина.
— Но думаешь?..
— Иногда.
— Ну, — сказал Лампьё, — можешь рассказывать эти сказки кому-нибудь другому! Если женщина заберет себе что-нибудь в голову…
— Но что же из этого? Чему это может повредить?..
Лампьё отшатнулся.
— Ладно, — сказал он, — перестанем говорить об этом. Так будет лучше.
Он покачивался на своем стуле, делая вид, что не хочет продолжать разговор, но его взгляд, прикованный к Леонтине, выдавал его. И он понимал это лучше, чем кто бы то ни было.
— Не будем больше говорить об этом, — проворчал он и, борясь с желанием узнать больше, прибавил: — Да, ты права. Мне это не может повредить… Ты свободна… Меня это не касается… Только… — Он перестал качаться. — Когда-нибудь это меня погубит. Я не допущу этого!..
— Тише, — остановила его Леонтина, — не надо так громко говорить!
— Ты меня выдашь, — сказал он серьезно. И, положив на стол свои огромные ручищи, принял такой угрожающий вид, что Леонтина совсем растерялась.
— Но, — прошептала она, — моя мысль…
— Это так же верно, как то, что я здесь! Понимаешь?! Клянусь тебе в этом!
Стоявшие между ними бутылки и стаканы отражали слабый свет. Леонтина и Лампьё упорно глядели на их светящиеся грани, чтобы не прочесть друг у друга на лицах волновавшие их чувства. Леонтине было страшно, Лампьё ее пугал. И все же, несмотря на все усилия, она никак не могла отделаться от мысли, что именно он убил старуху — высказанные им намеки убедительно подтверждали ее подозрения.
Не оставалось никакого сомнения в том, что Лампьё совершил преступление, в котором старался оправдаться. Все уличало его: его двусмысленное поведение, его бегающий взгляд, его гневные вспышки. И почему он постоянно окольным путем старался выпытать, что думает Леонтина об этой трагической истории? Почему его так тревожило все, относящееся к этому убийству? Будь он невиновен, все это нисколько не интересовало бы его. Его совесть была бы спокойна, тогда как…
