— Ну вот, — сказала она, — вставай, будем ужинать.
— Иду, иду!
— Клод!
Не отвечая, я машинально накинул пальто и сел за стол. Я был в шлепанцах на босу ногу, и в рубашке — под этим тяжелым, болтающимся на мне одеянием. Лампа без абажура неприятно светила прямо в глаза. Мне было холодно. Нет, мне было жарко, а все вокруг временами казалось каким-то странным. Как бы это лучше выразить? Например, какой-нибудь предмет, который, как я потом вспоминал, всегда находился на одном и том же месте, внезапно стал восприниматься мною так, словно я вижу его в первый раз. Я пристально смотрел на него и не узнавал. Потом то же самое повторялось с другим предметом и так далее, причем мне не удавалось ни связать вместе всю эту мебель, все эти безделушки, настенные часы, фотографии, ни обнаружить в них что-то знакомое. Да и Мариэтта, когда я вглядывался в ее лицо, тоже удивляла меня. Ее черты и вообще все ее лицо казались мне почти незнакомыми, и мне приходилось сдерживаться, чтобы не выдать своего удивления и страха.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила она.
— Ни о чем… Так, просто…
— Ты совсем не ешь.
Она опустила коптящий фитиль керосиновой лампы, наполнила мой стакан.
— Выпей хотя бы, — сказала она.
Мне показалось, что у вина вкус земли и опавших листьев.
— Интересно, — произнес я. — Что это за вино?
— Обычное.
— У него какой-то запах… какой-то деревенский аромат, — объяснил я.
— Ты находишь?
И она была права, так как, отпив еще один глоток, я ощутил не запах земли, а скорее запах дыма. Дыма?.. Может быть, это потому, что Мариэтта опустила передо мной фитиль лампы, у меня так слились воедино промелькнувшее ощущение и вкус вина? Я молча взял опять стакан, выпил его до дна.
— Ну и как? — спросила Мариэтта. — Вкус все тот же?
— Нет, — ответил я. — Совсем исчез… это было только ощущение.
На столе рядом с бутылкой лежали прямо на бумаге ломтиками нарезанная ветчина и паштет из рубленой свинины. Мариэтта положила себе на тарелку того и другого, снова наполнила мой стакан, и тут часы отбили десять слабых, сонных ударов.
— Уже, — сказал я вяло.
— Да. Десять часов. — И она добавила: —Ты должен возвращаться к себе сегодня?
— Да что ты!
На улице громко хлопали одни за другими закрываемые ставни, потом я услышал где-то очень далеко гудок автомобильного рожка и шаги какого-то прохожего, который остановился, постоял и пошел дальше, насвистывая.
— А ты знаешь, в «Кафе де Колон» сейчас идет концерт, — сказала мне Мариэтта, когда мы взглянули друг на друга.
