— А!
Она рассмеялась.
— Бедняжка ты мой! — посерьезнев, продолжила она. — Ты помнишь? И что это тогда на тебя нашло? Я так до сих пор не могу понять… А ты?
— О, я, — сказал я туманно. — …Это из-за того, что рассказывали в городе… Все эти сплетни!
— Разумеется.
— …Эти пересуды!
— С тех пор они только усилились, — сообщила Мариэтта.
— Не может быть!
— А вот и может.
— И что они еще придумали? — спросил я. — Наверное, немало всего.
Мариэтта грустно пожала плечами.
— Ну и пусть! — убежденно и с безразличием в голосе сказал я. — Что нам от этого сделается? Плевать я хотел! «Патронша» может думать, что ей угодно. Она даже рта не раскрывала.
— Как? Она?
— Ни одного слова, — заявил я. — Самое невероятное состоит в том, что я ожидал скандала… Так ведь нет… ничего… Вообще ничего! Поворчала, как это с ней бывает, а в остальном все закончилось очень хорошо.
— Быть такого не может!
— Почему? Истинная правда.
Мариэтта замолчала. На секунду в ее глазах зажегся живой огонек удовлетворения, и я подумал, что она что-нибудь скажет, но она повернулась в другую сторону, встала из-за стола и протянула мне бутылку рома.
— Возьми-ка, Клод, — сказала она. — Может, откроешь?
— А стаканы?
— Я сейчас сполосну их.
Мы оба вскоре перебрались поближе к камину и, сидя около него, пили стакан за стаканом продирающую горло жидкость. Я протянул Мариэтте сигарету, и она, прикурив от моей, медленно стала курить. Терпкость табака, дурманящий жар камина вместе с изрядным количеством уже выпитого рома создавали ощущение блаженства в этой комнате с разбросанными в беспорядке вещами, и я уже совсем забыл, о чем только что говорил с Мариэттой, когда она вдруг спросила:
— А это правда, что твоя мать не устроила тебе никакой сцены?
— Правда. А что?
— Да так.
— Это тебя удивляет?
— Еще бы! С ее-то характером… и с учетом того, чего: ей наговорили… Согласись, было бы неудивительно.
— О! — пробормотал я. — Желание-то у нее было.
— Просто невероятно, — сказала Мариэтта.
— Ну и что?
— Что?
— Да, — продолжил я, наливая себе рому. — Я, судя по всему, не убедил тебя… А у тебя какие-то другие сведения?
— У меня? Нет у меня никаких сведений. Что я могу знать?
Она сделала глубокую затяжку, отбросила сигарету, откашлялась немного… и серьезным взглядом посмотрела на меня.
— Что с тобой? — спросил я. — Тебя послушать, так можно подумать, что ты знаешь что-то такое, о чем ты не хочешь говорить… Объясни повнятнее. В чем дело?
Она не ответила.
— Ну… это что, секрет?
