— Я пойду… я пойду…
Куда он хотел идти? Она не смела спросить его об этом, боясь привести его в еще большее раздражение, и в то же время опасалась, как бы Лампьё не вздумал, под гипнозом своего преступления, остановиться перед тем домом, где совершил убийство. Если он имеет подобное намерение — что может из этого выйти? Теперь Леонтина была уверена, что в доме действительно кто-то был и что теперь — слишком поздно, чтобы уйти от его скрытого наблюдения. Разве она уже не вызвала невольно первое подозрение?! Она упрекала себя в неосторожности и не надеялась поправить дело. Единственное средство — бежать. Почему! Лампьё так упорно не хочет подчиниться этой необходимости? Леонтина не понимала. С другой стороны, могла ли она покинуть Лампьё, не попытавшись в последний раз вывести его из заблуждения. Он, похоже, ничего не сознавал. Он стонал, повторял одни и те же слова.
— Ну, — сказала Леонтина. — Успокойтесь же!
— Ступай вперед, — проговорил Лампьё. Он вдруг произнес какую-то путаную фразу, сопроводив ее нелепым жестом, осмотрелся с бессмысленным видом и задрожал, стуча зубами.
— Надо идти домой, — посоветовала Леонтина.
Лампьё сделал ей знак — замолчать.
— Нет, нет, — говорила она торопливо. — Я пойду скажу в булочной, что вы не можете там остаться.
Дайте мне вас проводить… Разве вам это так неприятно?
Мгновение стояли они друг против друга, не говоря ни слова. Лампьё никак не мог подавить свою дрожь… На улице открывались бары; прохожие попадались чаще, и проститутки, по две и по три вместе, шли к рынку, направляясь домой, спать. В этот час они больше не обращали внимания на мужчин. Они походили на упряжных животных, которые возвращаются в свои стойла и чувствуют, что вожжи ослабли. Леонтина, которая раньше жила жизнью этих девушек, завидовала им теперь. Она вспомнила ощущение, которое переживала в такие моменты, то облегчение, что испытывала тогда. Увы! Леонтине остались от всего этого одни воспоминания, к которым примешивалась горечь бесплодного сожаления. Ее ли это вина? Прежде всего, это вина Лампьё, Не будь его влияния, ей никогда не пришло бы в голову изменить свой образ жизни, или, вернее, она не вообразила бы, что нужно зачем-то возвыситься и искупить свое прошлое. К чему это ее привело? Леонтина видела — к чему, и чувствовала тягостную грусть…
— Ну что же, — прошептала она наконец неуверенно, — уйдем мы отсюда?
Лампьё взял ее за руку, увлекая за собой и в то же время держась за нее сам, и заставил ее вернуться и сделать большой крюк, чтобы их не мог увидеть человек, ожидавший там, в доме, как они полагали.
