Танату не очень хотелось идти в селение с незнакомыми людьми, но, с другой стороны, надо было бы поскорее справиться с этим делом и обратно откочевать в стойбище. Несмотря на внешнее дружелюбие, в гостях чуялась какая-то напряженность.
Один из них, назвавшийся Етыленом, был чуточку старше Таната. Пока шли в селение, он немногословно рассказал о себе: закончил семилетнюю школу в селе Марково, населенном потомками казаков-землепроходцев, называвших себя чуванцами, один год проучился в Анадырском педагогическом училище, заболел и вернулся в родное село. Рассказ Етылена разбудил у Таната воспоминание о несостоявшейся поездке в Анадырское педагогическое училище, несбывшейся надежде на другую жизни, к которой он готовил себя, и он робко попросил рассказать о городе Анадыре, педагогическом училище.
— Анадырь, конечно, никакой не город, — сообщил Етылен. — Те, кто побывал в настоящих, больших городах, в Петропавловске, Хабаровске, в Ленинграде и в Москве, только усмехаются, когда слышат, что кто-нибудь называет Анадырь городом. Большинство домишек маленькие, обложенные для тепла дерном. Настоящий большой дом — там, где сидит начальство, окружком партии и окрисполком. Он выстроен еще до революции для царской администрации. Из больших домов еще — педагогическое училище, школа колхозных кадров да средняя школа… Вот и весь Анадырь!
— Но, наверное, в этих домах много комнат?
— В педучилище, наверное, с десяток, а в большом начальственном доме не бывал, там, наверное, побольше их будет…
Танату трудно было вообразить такое число комнат, всю величину этих больших деревянных домов. Когда он услышал от учителя Беликова, что в бывшем царском жилище, Зимнем дворце в Ленинграде тысячи комнат, воображение отказалось представить дворец. Но каждый раз мысль о том, что он упустил возможность когда-нибудь войти в огромное здание Анадырского педагогического училища, а может, даже и в Зимний дворец, в котором, по рассказам учителя, располагался доступный всем музей, легкой горечью ложилась на сердце.
Село располагалось на берегу довольно полноводной реки, впадающей в другую, еще большую — великую реку чукотской земли Анадырь. Яранги мешались с низенькими деревянными избами, вросшими по самую землю, Чувствовалось, что это уже другая земля: вдоль реки росли высокие кусты, показавшиеся Танату настоящими деревьями, которые он видел только на картинках. Их зеленая поросль ласкала взор, хотелось войти в зеленую тень оторвавшихся от земли листьев, в тишину, пронизанную рассеянным солнечным светом.
