Ринто так и не просыпался до вечера. Вэльвунэ освободила его от шаманской одежды и уложила на оленью постель, покрыв сверху легким пыжиковым одеялом.
Танат лег рядом с Анной, а больная девочка, затихшая в забытье, лежала с краю. Он забылся под утро и почти тотчас был разбужен такой силы нечеловеческим криком, что едва не выскочил из полога. Кричала Анна.
— Да она совсем холодная! Она умерла, моя доченька, моя кровинушка! Да что же это такое? Ой, горе мне! Ой, как больно мне!
Она держала на руках бездыханное тельце девочки и беспрестанно выла, как смертельно раненная волчица, перемежая русские и чукотские слова.
— Ринто! Ты меня обманул! Твои хваленые боги отказали тебе! Где твое могущество, несчастный шаман?
Ринто в обычной одежде стоял в чоттагине, и на его окаменевшем лице не отражалось ни одной мысли. Глядя на него, трудно было вообразить, что всего лишь несколько часов назад он неистовствовал, пытаясь вымолить у Высших Сил жизнь для этого маленького, как застывший песец, тельца. Жизнь из нее ушла, вылетела, как это бывает с душами умерших, через дымовое отверстие в скрещении жердей в макушке яранги.
Не получив никакого ответа со стороны Ринто, Анна обратила свой гнев на Катю:
— Ты сказала, что она не жилец на свете! Это ты наслала на мою бедную девочку уйвэл[41]!
Анна сделала шаг, но словно наткнулась на невидимую преграду, остановившись под тяжелым взглядом Ринто.
Танат хотел что-то сказать, но отец предостерегающе поднял руку и произнес:
— Ничего… Сейчас она успокоится.
И впрямь Анна сначала громко всхлипнула, потом раздался тихий, похожий на собачий, скулеж.
— Если хочешь, — сказал Ринто на следующий день, — похороним Тутынэ по русскому обычаю. У меня есть несколько хороших досок, и я могу сколотить ящик.
Он видел, как в Уэлене хоронили русских. Покойника обряжали как на праздник, в лучшую одежду, клали в ящик, потом закапывали в землю. Так как тундровая почва даже в разгар лета оставалась твердой, то яма получалась неглубокой, и гроб заваливали камнями. Такой способ захоронения вызывал ужас и отвращение у чукчей, чьи покойники возлежали нагими в открытой тундре, отмеченные лишь символической оградкой из небольших камешков.
— Нет, — ответила Анна. — Пусть Тутынэ будет похоронена согласно древнему чукотскому обряду.
В этом чужом краю не было ни одной родимой могилки. Ринто пришлось немало прошагать, прежде чем он выбрал невысокий холм, уже свободный от снега. Разбросанные на нем мелкие камешки были покрыты зеленым мхом.
