4
Эрнесто трудился всю ночь, чтобы превратить барак с роялем в театральную сцену. Он подвесил к потолку чистые белые простыни, позаимствованные в медпункте, единственном месте, где можно было найти такую роскошь; на простынях он нарисовал облака, да так искусно, что казалось, будто они кружевные, и звезды с розоватыми лучами. Эрнесто долго смешивал краски. Он, как животное, нюхал, согнувшись, почву, разминал грязь, растирал корешки, чтобы получить нужные краски для звезд, которые должны были быть цвета заходящего солнца. В глубине сцены, на высоте около метра, прямо за роялем, который возвышался в центре, он нарисовал декорации: густой лес из самых разных деревьев, а в центре – плакучую иву, ветви которой, казалось, касаются пола. На старенькой простыне красуются сокровища, о которых в лагере можно только мечтать: разноцветные гирлянды, столы, ломящиеся от снеди: поросенок, вино, сыр и хлеб! «Сикстинская капелла» нового Микеланджело по имени Эрнесто. Этот мужчина, не обладая ни выдающейся внешностью, ни высоким ростом, сумел создать целый мир.
Перед сценой стоят скамьи из деревянных досок. В конце каждого ряда – маленькие лампочки в картонных абажурах; они подвешены на стержне в виде стебля, сделанном из колючей проволоки. К подготовке этих мелочей отнеслись с таким усердием, что теперь для того, чтобы перенестись в другой мир, остается лишь закрыть глаза. Комендант Давернь разрешил квартету «Голубого кабаре», так же как и женщине-костюмеру, свободно передвигаться по лагерю.
– Как красиво, настоящая сказка! – восхищается Сюзанна.
– Может быть, завтра все это исчезнет, – отвечает ей Лиза.
Обе женщины только что увидели украшенный барак и разволновались, словно бедные дети рождественским утром, рассматривающие елку с дорогими игрушками.
– Значит, нужно успеть этим насладиться!
Это говорит Сильта. Она так взволнована, что цитирует отрывок из стихотворения Пушкина, запомнившийся ей с тех пор, как она работала в театре:
Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь
И наконец окаменеть
В мертвящем упоенье света,
В сем омуте, где с вами я
Купаюсь, милые друзья!
[61]В характере Сильты есть что-то в высшей степени русское – осознание величия приговоренного и в то же время огромная жалость к нему.
– Теперь тебе следует хорошенько отблагодарить его, своего испанца. Такой парень этого заслуживает, – говорит Сюзанна Лизе.
– Мы еще не настолько… близки, – мямлит Лиза.
– Ну… а чего же ты ждешь? Нужно брать, пока дают, а не то какая-нибудь другая голодающая пройдет мимо и съест его до последней косточки.
