Женщины из блока G потрясены их появлением. Дита, расталкивая соседок, приближается к одному из испанцев и протягивает ему руку для поцелуя. Но ее ладонь повисает в воздухе: испанца останавливает один из охранников и, направив на него дуло пистолета, приказывает немедленно продолжить работу. Через несколько мгновений поезд уже готов отправиться дальше. Женщины улыбаются мужчинам, мужчины посылают им воздушные поцелуи. Испанцы не видели женщин больше года, теперь же их тысячи.
– Поезд с дерьмом, подумать только… Такое возможно только во Франции… Все-таки хорошо придумано, – замечает Сюзанна, обращаясь к Лизе.
Но та не отвечает: ее взгляд устремлен на отъезжающий поезд, сердце часто бьется.
* * *
Зачем протягиваешь руку осторожно,
Со страхом, будто хранишь тайну?
Ты из страны такой далекой, что, возможно,
Не пил и нашего вина? Как можно?
Тебе незнаком жаркий пыл, пыл святой?
Ты что, уж совсем одинок,
Что не можешь из сердца и крови
Создать одно существо?
Тебе неведома та радость,
Когда ступаешь по родным полям?
Тебе неведомо ночное расставание,
Когда печально возвращаешься назад?
Иди со мной, не гони меня,
Оставь свои страхи: люби меня.
А если не можешь отдаться, как я, –
Сначала бери меня. Тогда отдавай себя.
А после беги по полям,
По макам, по дикому клеверу,
А потом и по миру широкому –
Это причиняет нам боль.
5
Возле колючих заграждений стоят пять больших чанов. В каждом из них проделано отверстие для свинцовой трубы, испещренной маленькими дырочками. Трубы следует называть кранами, а чаны, возвышающиеся над грязью, – умывальниками. На протяжении двух часов по утрам оттуда льется вода, но отнюдь не непрерывным веселым потоком, похожим на водопад, это даже не напоминает барабанную дробь идущего дождя. Это тонкая струйка, и звук, который она издает, кажется Еве шепотом по сравнению с гулом человеческих голосов. Увы! Здесь тоже не удается скрыться от остальных. Солдаты славной французской армии патрулируют помещение как раз тогда, когда наступает время умывания. Пятьсот женщин толпятся перед чанами, ни одна не решается раздеться первой, хотя всем хорошо известно, что воду скоро отключат. У них только час на то, чтобы умыться, постирать белье и помыть посуду, а затем нужно будет вернуться в бараки.
– Что ж, пусть любуются, – бросает наконец Сюзанна, смело обнажаясь.
Держа в одной руке чашку и ложку, а в другой – мыло, она начинает намыливаться, одновременно споласкивая посуду. Тяжелее всего не взгляды мужчин, обезличенных униформой, а взгляды женщин, испытующие, порой обеспокоенные, завистливые, направленные на те части тела, которые им самим не хочется демонстрировать, которые не являются предметом их гордости. «Нежелательные» пристально рассматривают друг друга. Скрытые комплексы всплывают наружу. Если у женщины красивая грудь, она раздевается медленно, не позволяя себе роскошь стыда. Но пара женщин постарше, с маленькой или обвисшей грудью, чувствуют себя словно под прицелом. Некоторые пользуются губками или мочалками: так им удается с горем пополам скрывать неприглядные места; их толкают соседки, которые стирают грязное белье, моют чашки и тарелки. Матильда Женевьева, фамилии которой женщины до сих пор не знают и поэтому называют ее Мадам Де, снимает свой непромокаемый плащ, кусок материи бутылочного цвета, чем на мгновение вызывает всеобщую зависть и восхищение.
