— Старайся держать себя в руках. Ради Жана.
Я взрываюсь:
— Ради Жана? Почему ради Жана?
Я не хочу ничего делать ради Жана, я хочу, чтобы он вернулся, и точка. Эти две гусыни позволили ему уехать: бабуля — начитавшись романов, а тетя Ева, я уверена, прежде всего — чтобы нас разлучить. Они ему поверили, Жан так складно рассказывает, особенно то, что сам только что выдумал. Он был самым хорошеньким ребенком на земле, самым светловолосым, самым подвижным мальчиком, окончил школу на «хорошо», почему бы ему не стать героем, если ему так хочется?
— Так при чем тут Жан?
Брыли бабули трясутся, словно по ним пробегает электрический ток (как при игре в фанты; Жан даже прозвал нашу бабушку Бабкой Горищёк: он утверждал, что видел, как в темноте щеки бабки светятся, словно статуя Пресвятой Девы Лурдской на его ночном столике).
— Ты что, нарочно?!
— Что? Что я нарочно?
И бабка выдыхает:
— Вопишь во всю глотку, когда называешь его имя!
Я встаю, открываю шкаф.
— Ты думаешь, нас прослушивают?
Папа умоляет меня из-за запотевших очков:
— Нина, Нина!
— Что Нина? И почему мне нельзя кричать Жан? Жан, Жан, Жан!
Рука Евы Хрум-Хрум вцепляется мне в плечо. Она отчетливо произносит:
— Ты будешь довольна, да, если его поймают? Приведут сюда? Может, ты думаешь, ему будет приятно тебя видеть?
Я стряхиваю с себя ее руку. Но говорю уже ровным голосом, почти спокойно:
— Я ничего не думаю. Просто говорю себе, что он в Жере, в восьмидесяти километрах отсюда, он отпразднует Рождество, развлечется, а вскоре заскучает и вернется, вот и все.
— А тебе не приходит в голову, какой опасности он подвергался? И подвергается, возможно, до сих пор?
— А что опасного в том, чтобы прогуляться в Жер?
— Дать бы тебе пощечину!
— Только тронь, — говорит папа, — попробуй только ее тронуть.
Мелани была на кухне, теперь она возвращается с подносом в руках. Она не знает, что Жан ушел в свободную зону. Ей сказали, что он поехал в Бордо, готовиться к экзамену. Ледяной взгляд бабули скользит по ее лицу, она хочет понять, слышала ли Мелани, бабуля держится с ней настороже: Мелани очень дружна с ординарцами, она говорит: «мсье Франц, мсье Отто», это добрая девушка с пышными бедрами. Я-то знаю, что ей никогда не приходит в голову поставить под сомнение хозяйское слово (ее собственное выражение).
— Мелани.
— Да, мадам?
Взгляд Мелани чист от всяких подозрений.
— Мелани, как там дела у этих господ? Все хорошо?
— Да, мадам, очень хорошо. Они гроб принесли.
