– Она наверняка жала на все педали, – продолжал дежурный. – В три часа ночи, зимой, на бульваре ни души. Нам кто-то позвонил, не назвавшись разумеется. Может, сосед, разбуженный металлическим лязгом, – ведь когда машина разбивается на все девяносто процентов, это слышно, клянусь вам.
Шавана обуревало желание крикнуть: «Хватит! Хватит!» Его осаждало слишком много невыносимых картин. Он задыхался.
– Поищу вам сумочку, – сказал полицейский. – Ее содержимое в целости и сохранности, включая документы жертвы. Благодаря им-то нам и удалось связаться с вами.
Он извлек из шкафа дамскую сумочку.
– Узнаете?
– Да, конечно.
То была красивая кожаная сумочка с инициалами «Л. Ш.» По ней пролегла длинная царапина.
– Прошу вас поставить свою подпись под распиской о вручении.
Шаван расписался и положил сумочку себе в чемодан.
– Как вы считаете, смогу я повидать ее… мою жену? – чуть ли не стыдливо спросил он.
– В это время – наверняка нет. Возможно, завтра утром, но дежурный всегда сможет вам сказать, что с ней. Не падайте духом.
Все ему твердят одно и то же: «Не падайте духом!» Как будто худшее у него еще впереди.
Перед его глазами порхали бабочки-снежинки.
Шавана впустили в безлюдный голый зал, показавшийся ему таким же бесчеловечным, как и полицейский участок.
– Дежурная сестра сейчас подойдет.
Шаван сел и поставил у ног свой чемоданчик. Он чувствовал себя униженным, ущербным и виноватым за все, чего не понимал. Отныне люди, с которыми он соприкасается, станут относиться к нему подозрительно, начиная с Людовика. «Ты позволял Люсьене выходить из дому по вечерам? Если вы не ладили, ты должен был мне сказать». Сказать? Но что? Еще и еще раз – как установить связь между его письмом и несчастным случаем? Подспудная мысль о том, что Люсьена пыталась покончить самоубийством, продиралась в его мозгу на свет божий. Но он ее отвергал. Просто отметал ее от себя. Такую мысль породили усталость, переливание из пустого в порожнее, одиночество.
Начать с того, что себя не убивают, сознательно бросаясь на фонарный столб.
Позади Шавана открылась дверь. Вошла медсестра. Она была, как и он в своем вагоне-ресторане, в белом, что внушало ему чувство доверия, точно их сближала тайная солидарность. Он поднялся.
– Как она себя чувствует?.. Я мсье Шаван. Прошлой ночью моя жена пострадала в автомобильной катастрофе.
– Она чувствует себя настолько хорошо, насколько это возможно.
– Могу я ее увидеть?
– Сейчас еще рановато… Приходите завтра.
