Белый вахтёр | страница 28
Я не хотел разговаривать ни с кем на свете. Поэтому дама, оказавшись разговорчивой, вещала, перебивая радио, а я молчал, лишь краем глаза наблюдая своих спутников. Иногда пассажирка демонстрировала своеобразную несинхронность: обращаясь непосредственно к сыну, смотрела на меня; а когда слова носили обобщенно-философский смысл, то есть, относительно предыдущего, предназначались и мне, — демонстративно не отрывала глаз от сына. Мальчик, по всей видимости, мало что понимал, но почему-то по-стариковски страдальчески морщился, на что мать, казалось, не обращала никакого внимания. Иногда, несмотря на ее жужжание, я отвлекался в свои мысли, — это требовало больших усилий. Возможно, при этом также болезненно кривилось мое лицо. Формально она разговаривала со своим сыном, к которому обращалась так же, как и к его отцу, — Серый (выходит, рядом со мной сидел Серый Серович — неплохое начало биографии!). Однако уже с первых ее слов меня посещали сомнения относительно реального адресата ее речи. Возможно, женщина тонко следила за моей мимикой, и малейшие движения лицевых мышц подневольного слушателя стимулировали либо активное продолжение темы, либо неожиданный поворот в ней. Ее голос, ее смех, ее ужимки заполнили весь салон, все остальное было всего лишь фоном, местом действия, сценой с декорациями и статистами.
С первых минут я окрестил ее хищницей. Затем, перебрав близкие и дальние синонимы (куда денешься от авторского порока!), дал ей новое имя, которое, по моему тогдашнему настроению, больше ей соответствовало, — Алчная. Действительно: хищник — безмозглый зверь, раб инстинктов, а алчным может быть только человек!
…— В чем, ты думаешь, Серый, справедливость жизни? — продолжала Алчная, когда мы проезжали какие-то поля, на которых трудились люди. — А вот в чем: что ворам с рук сходит, за то воришек бьют. Какой вывод? Не будь воришкой, как твой папка, мокрушник позорный, на полтора червонца залетел, а если бы все доказали?.. А будь фигурой!
…— Вон, смотри, — Алчная потеребила мальчика за плечо, ткнула пальцем в окно, — видишь, люди в земле копошатся? Это крестьяне или дачники, — одна чепуха. Пусть копошатся, Серый, — она перевела взгляд на меня. — Это все — и земля, и те, кто в ней возится, — навоз. Но именно в навозе растут грибы и апельсины! — она скрипуче засмеялась, довольная своей шуткой, смех перешел в кашель. Не спрашивая разрешения, вынула из сумочки сигареты — отечественное производство: золотистая пачка со знакомым названием — «Ключик». Перед тем, как прикурить, громко чмокнула сыночка в щеку: — Ах, ты мой апельсинчик! Сделаю я из тебя человека!..