Белый вахтёр | страница 19



Беда не приходит одна. Муж Молодой Женщины не справился с тяжкой ношей неопределенности и несчастливости. Он нашел себе занятие, которое позволяло не видеть мучений жены и надолго забывать о собственном несчастии и бессилии перед этим несчастьем. Дело, которым он занялся, было делом для настоящих мужчин: он уходил в дальние походы и там … Допустим, он добывал золото или иной драгоценный металл или минерал. Возможно, он был археологом. Может быть, он стал трудиться в каком-либо ведомстве по спасению людей. Важно то, что это было нелегкое и нужное для общества дело. Для этого приходилось надолго покидать дом. Ездить, летать, плавать. Молодая Женщина на долгие сроки оставалась одна. По тайному замыслу мужа, надолго устраняя себя от дома, от жены, он таким образом ликвидировал зрительную причину ее беспокойства: раз есть дом, семья — значит должны быть дети. А раз этого как бы нет…

Конечно, факт ухода в иной мир моего героя, мужа Молодой Женщины, — параллель со мной. Опять. Так нельзя. Большое число параллелей связывает мою фантазию, мостит сюжет в прокрустов станок.


…Это было необычное пробуждение, не похожее на сотни других. Струйка весенней влаги, забежав на веко, вдруг зажгла Аиста — удары сердца погнали кровь по жилам: пора! Он напрягся всем телом, потянул клюв на себя. Снег сдался и отпустил, шапка берложки со скрипом поехала вбок, поломалась на комья, которые рухнули вниз. Свобода! Повсюду чернели проталины. Солнце грело макушки деревьев, под кронами которых на холодной земле по-прежнему лежал снег. Но Аист знал, что за лесом уже бегут ручьи, и звенит капель, с шорохом съезжают с шершавых крыш пласты мокрой шуги, истаивают последние сосульки.


…Этот сказочный город заколдован черной силой. В ночи — пустой, истомленный подспудным страхом, устрашенный. Описывать его легко: это почти мой город, в котором я реально живу (вынужденная параллель).

Типичная ночная картина. Машина с проблескивающим маячком движется беззвучно, только тревожные блики. Так здесь принято. Пусто, тихо и строго. Кажется, и мышь не посмеет прошмыгнуть в этой порожней, необитаемой тишине. Но каждую неделю здесь что-нибудь случается: разбой или ограбление, чаще воровство. Обычно это происходит в домах, где отсутствуют решетки на окнах, где по-прежнему милые деревянные, одинарные двери, наивные форточки. Преступления раскрываются быстро, но своеобразно: их вешают на бомжей, оплаченную жуликоватую мелочь… — такие ходят слухи. Но разрекламированные «раскрытия» не приносят облегчения, успокоения. Наоборот! — и в этом истинная цель рекламы, — моральная травма пострадавших не заживает, а страх обывателя растет. Боязнь сковала город. Ночью он как в сказке ужасов — беззвучно мерцающий, вымерший. Спящий; но спящий — в застывшем испуге, скорее забывшийся в страхе. Световые следы ночной фотографии похожи не на растрепанную радугу, а на разноцветных змей.