Наконец я заплакала, шла и плакала, просто ревела, размазывала слезы по щекам, как ребенок. А как я еще могла плакать рядом с ним? То, чего не было в детстве, чего не хватало. Мама не разрешала плакать, учила быть сильной. Я задавала ему обычные в таких случаях детские вопросы, почему он не приходил раньше? Зачем мама меня обманывала? И так далее.
Мне было обидно. С одной стороны — вот оно, счастье, а с другой — я вот такая с претензиями, всё мне не так. Я испугалась, что он подумает: фу, какая нехорошая, капризная. Однако ничего не могла с собой поделать, потому что считаю, в сказке все должно быть по-настоящему: не только сами события, но и все чувства, хоть это и жестоко сейчас по отношению к тому, который пришел подарить мне эту сказку.
Но ведь и он сам пришел за сказкой!
Он подтвердил, сказав, что я для него — чудесный подарок, что так не бывает, а вот с ним случилось.
Но он не прав. В жизни бывает всё. Если кто-то тебе говорит, что вот придумал совершенно невероятную историю — не верь, всё в мире уже было, всё, даже самое на первый взгляд невероятное, повторяется в миллионный раз. Я это теперь точно знаю. Все сюжеты — были!
Он сказал, что даже готов пройти тест на отцовство. Но я испугалась, и сказала, нет, не нужно. Давайте просто будем сначала друзьями, а потом время покажет.
После того как я это сказала, возникла пауза. И тишина.
А потом мы оба рассмеялись. Он понял, что я боюсь, вдруг тест окажется не в пользу нашего родства. И я поняла, что он это понял».
«…В Мариинку? Можно и в Мариинку. Но я бы предпочла на лицедеев в „Лицедеи“ (каламбур). Хочется посмеяться. Нас туда дядя Ёся водил. А после спектакля потащил в арт-ресторан „Лейкин клуб“, который при театре. Там его приняли за артиста, „ветерана жанра“ (это он так представился). Ой, что он там вытворял! Хвастался, что все нынешние лицедеи его ученики. А потом в зал вошли настоящие артисты… Потом расскажу как-нибудь, это тебе для другого рассказа, весёлого».
«…У нас с мамой в Надыме, на подоконнике, рос лимон, мама его очень любила, это экзотично для Севера.
А у папы в новой квартире (вскоре после нашей встречи он переехал в Питер, чтобы быть ко мне ближе) растет кактус, он привез его с собой. Не такой, что продают в цветочном магазине, красивый и аккуратный, то есть не декоративный, а простой, как „небритый лопух“. Папа говорит, что он дикий, из Африки, сорняк. Папа любит всё экстраординарное, причем, как он подчеркивает, не искусственное, а дикое. Я тоже, по его словам, дикарка (он делает вид, что шутит, но я понимаю, что он это серьезно). И мама была дикаркой. Он так не говорит, но это было бы глупо отрицать. Но дикость, он говорит, это достоинство, особого рода».
