— Даже дышать не буду, — заверил Иосиф, — бережно держа необычную капсулу с посланием для Стены плача, наклоняя голову и выгибая шею, как петух, восхищенно оглядывая то справа, то слева только что снесенное сказочной цыпкой золотое яйцо.
— Видите шовчик? — вдохновенно, на этот раз с нефальшивым волнением, заворковала Марина. — Это дырочка, через нее когда-то вылезла бабочка. Моя бабушка записочку вовнутрь вложила, ваткой пустотки уплотнила, утрамбовала, чтобы яйцо не мялось. Потом аккуратно зашила и покрыла прозрачным лаком. Лак для ногтей. Ювелирная работа! Вскрывать запрещено, последняя воля. Говорила, что написано чернилами, тоненьким пером, мельчайшим почерком, свернуто как школьная шпаргалка, свитком. Поэтому поместилось много… информации. Просит за всех и для всех. За всех людей, за мою маму, за меня и за себя, кончено. Мало того — что-то туда наговаривала, нашептывала, наколдовывала, словом, программировала, как сказали бы сейчас. Так и объясняла, Мара, там и за тебя! Ты непутевая растешь, так что для тебя эта записка может быть последним вариантом. Вот так и сказала — вариантом. Говорит, не тяни только, чтоб не опоздать. Только вот, как говорится, пока не приспичит — не созреешь. Вот я и созрела. И несу контрабанду через границы. Контрабандистка.
— Мара, это ваше настоящее имя? — вежливо перебил Иосиф.
— Так бабушка называла.
— Мне нравится.
— Зовите, как нравится.
— Хорошо, Марочка. А надеялась ли ваша оригинальная бабушка сама попасть когда-нибудь в Иерусалим? — Иосиф напоследок потряс возле уха коконом и возвратил сокровище Марине.
— В том-то и дело, что нет. Если бы сейчас — возможно. А тогда однозначно нет, вы же знаете. Сказала, что это сделаю я, ее внучка. Там, говорит, камни-то огромные, неровные, выбери щелочку поглубже, вставь попрочнее, да смотри не сомни! О, бабушка в своем репертуаре! Она говорила, что, во-первых, пусть частица меня, то есть ее, там будет.
— Это понятно, — пробормотал опять захмелевший Иосиф.
— Но главное, по ее убеждению, — продолжала Марина, — что из Стены информация богу подается напрямую, а те люди, кто к нему попадают, так сказать, на прием после земной жизни, еще неизвестно какую очередь выстаивают.
Все, в том числе и я, рассмеялись. Иосиф замахал руками:
— Знаю, знаю, что дальше. Ваша бабушка сказала, что, выстояв очередь в приемном отделении, и представ пред очи Всевышнего, она от волнения, возможно, не все выскажет, а потом еще небесные чиновники что-нибудь схалтурят с ее обустройством, там ведь тоже бюрократия, а по второму разу ходоков к Самому уже не пускают. А тут записка, пусть через много времени, но — напрямую. И Он это оценит и так дальше в таком же духе.
