— Жаль, хороший был парень. Веселый, шутил…
Я так и не научился говорить сочувственные слова, они мне кажутся фальшивыми. Хотя бы и от всего сердца. Но — слова.
— Да! — Шер просветлел лицом, готовый сказать что-то веселое: — А-а, говорил. Если свадьба нет. То…
— Уедет в Россию, — подсказываю я, — и найдет себе жену, бесплатно.
Шер смеётся, наконец-то:
— Ты тоже слышал?
— Как у вас здесь? — я огляделся. — Все нормально? Говорят, недавно напали на миротворцев? Акул нет? Туристов меньше не стало?
Шер улыбнулся, хмыкнул:
— Русские не боятся.
Сказал — как русский князь! Мы оба засмеялись, захлопали друг друга по плечам.
Уходя, я отдал Шеру весь привезённый шоколад, дюжину плиток разных марок.
— Хотел Максимке подарить. А теперь… Помяните. Это всё без спирта. С орехами.
Шер кивнул.
Я вышел на дорогу и зашагал уже знакомой дорогой. Из проезжающих машин кричали: «Taxi?»
Меня преследовал сладковатый запах дыма, послевкусие от посещения сакли. Вспомнил. В небольшом здешнем городке, где пришлось побывать, двигаясь автостопом из аэропорта, на одной из приморских улиц, усеянных мелкими магазинчиками, присутствовал такой же приторный дух, — я целеустремленно двигался к автобусной остановке, и сбоку ко мне пристроился и шел с минуту рядом молодой прилизанный араб, и как бы между прочим, глядя вдаль, приглушённо напевал-шипел: «Гашишш!.. Гашишш!..» — точь-в-точь как наши назойливые фарцовщики, ставшие уже историей.
Сегодня в Иерусалиме неважная погода, ветрено, но это, конечно, не из-за того, что я здесь, — я не верю в приметы: невелика птица, чтобы из-за ее прилёта портился климат святых мест.
Я не готовился, не знал, о чем буду думать, как буду себя вести.
Это состояние своеобразной наркотической легкости, невесомости, — назову его райским, хотя, вероятнее всего, в раю мне места нет.
Как там в пассивной молитве? — мол, что бы ни случилось сегодня со мной, всё Твоя воля, — и легко от безответственности…
Я здесь не по своей воле.
Но мало ли что, — раз оказался у Стены, надо что-нибудь делать — думать, говорить. Анестезия безответственности действует только где-то там… А здесь — ломка.
…Когда не знаешь, что делать, и нет времени обрести знание, делай как все, хотя бы для начала, чтобы оглядеться.
Я такой же, как все.
Смешно так стоять, руки на стену, осталось только развести ноги для типичной картины. Я прислоняю лоб к щели между камнями, куда только что вложил кокон — в соседство с белыми бумажными комочками, скруточками, похожими на шпаргалки, — и, наверное, о чем-то думаю.
