Мы, «сумасшедшие, идиоты», вышли на остановке, распрощались с водителем, гидом и соседями, к которым уже успели привыкнуть (присмотреться).
Марина озиралась, ища транспорт, идущий к границе с Египтом. Красивая, все-таки, бестия, даже когда злит меня. Сейчас как дал бы ей в ухо! Наверное, если бы ее в юности хотя бы один раз хорошенько отхлестали или в зрелости она напоролась бы на какого-нибудь драчуна, который выбил бы из нее дурь, то… Но как ударить такую! В этом всё дело: таких бросают, но не бьют. Даже когда эти «красавицы» делают совершенную глупость, дурость. Вон, двигается нервно, аж подпрыгивает, как пантера от валерьянки, колышется умопомрачительный бюст, сейчас из блузки выпрыгнут два сахарных кокоса и покатятся по асфальту. А я, как и положено сладкоежке-идиоту, попрыгаю следом. Ага, распаляюсь, возможно, в отеле заеду в ухо.
Опаньки, кое-что вспомнил, последняя, «соломинковая» надежда. Я запустил руку ей за спину, потрогал сквозь тонкую ткань тугие хлястики лифчика.
— Ты что? — она злится, аж оскалилась, бешеная мурка. — Нашел время!
Я продолжаю щупать. Она отпрыгивает, ахает, в глазах ужас и восторг. Как зараженная моими движениями, начинает сама зондировать обеими руками грудь. Нашла, эврика!
— Как я могла забыть! — она запрокинула лицо, радостно завыла в небо: — О-о, безголовая! Вот дурная привычка, когда ответственная ситуация, перепрятывать. Мамочка родная! Мне надо лечиться, у меня совсем нет памяти!
Она целовала вынутый из лифчика сплющенный многострадальный кокон, долго держала его в кулачке, потом все же положила драгоценность в сумочку, в самый дальний кармашек, затянула все зипперы, щелкнула всеми кнопками.
— Тиха украинская ночь, но сало нужно перепрятать! — мурлычу я в горячее ушко мурки, ей щекотно, она счастливо смеется. Как мало бывает достаточно для счастья — кокон в сумочке, домик, свитый червяком. И что я, злодей, мог планировать относительно этого перламутрового смешного ушка!
В одном из лифчиков у нее — маленький кармашек, сбоку, устроен так, уверяет Марина, что не мешает движениям, а вложенный туда предметик совсем не «чувствуется». Наверное, для бабушек, прятать «рупь». Но Марина уверяет, что это для какого-нибудь ключика, так ей сказали в магазине. «У вас же в плавках бывают такие кармашки!» Смех. Но ее склероз прогрессирует, что правда то правда.
Мы опять едем, куда ехали, — в Иерусалим. Она беспрестанно говорит и беспрестанно целует меня. Философствует, глядя в окно:
