Но целью этой экскурсии были не архитектурно-исторические достопримечательности, а подводный мир, его сказочную красоту щедро сулили открыть нам улыбчивые молодые египтяне, работники катера.
Юный араб раскинул на палубе, прямо под ногами окруживших его трех десятков туристов, большую карту с изображением рыб, населяющих Красное море. Эта рыба хорошая, это так себе, эта опасная, — все на простеньком, понятном английском. В заключение — три основных правила:
— Don’t touch the coral, don’t touch the fish, and don’t touch… me!
Не трогать кораллы, не трогать рыб, не трогать меня!
Программная шутка, искренний смех искренних русских, среди которых оказалось группа литовцев.
Конечно, спрашивали про акул, про Шарм-эль-Шейх, про другие случаи, спрашивали не в шутку, вполне серьезно.
Молодой гид качал головой и призывал расслабиться:
— No-no-no! Relax!..
Ему не верили и расходились с встревоженными лицами — женщины; мужчины оставались невозмутимы, как будто тема акул их не касалась.
Мы вышли в море, поплавали туда и обратно вдоль берега, полюбовались береговыми красотами, слегка облагороженными курортами, среди них попадались и те, которые снаружи представляли собой голый песок с посевом простейших лачуг, таких же, как «кабинет» Шера.
Марина объясняла мне, как бывалая гидиша, что, по словам Шера, отдых именно в таких, с позволения сказать, курортах, в этих самых лачугах с минимальными удобствами, предпочитают туристы-израильтяне.
— Почему? — задал я справедливый вопрос.
— Потому что владельцы этих… отелей — бедуины. И бедуины для израильтян — не враги. Они просто свободные люди, живущие без паспортов, не признающие границ и так далее, у них полная анархия, мать порядка.
— Когда ты успела напитаться таким количеством информации?
Марина замолчала.
— А, я тоже вспомнил! — я стукнул себя по лбу всей пятерней. — Там в каждой хижине висит портрет Дмитрия Богрова. Разве Шер тебе об этом не рассказывал?
Марина несколько секунд молча смотрела на меня, не зная, то ли пошутить «наугад», отпустив какую-нибудь универсальную трали-вали, то ли обидеться. Она выбрала среднее:
— Так, отвечай быстро, глаза не отводи. Кто такой этот… Бодров. Артист?
— Богров. Русский анархист. Еврейского происхождения. Тот, который стрелял в Столыпина.
Отвечая, я делаю невинное лицо.
Кажется, Марина близка к тому, чтобы обидеться. Но переходит в наступление:
— Опять умничаешь, когда нервничаешь. И где связь? Почему не Махно? Махно я знаю. Ты антисемит, что ли? Вот сейчас, благодаря тебе, вспомнила моего папашу, спасибо. Или ты специально назвал того, который мне, ввиду моей малообразованности, не известен?
